Ввод российских войск на территорию Украины привел к разрыву страны с Советом Европы. Следствием этого стал выход России из Европейской конвенции по правам человека — и теперь в этом процессе поставлена точка. Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) больше не будет принимать жалобы на Россию, если предполагаемое нарушение произошло после 16 сентября 2022 года.

“Ъ” попросил экспертов в области права рассказать, что дали России два десятка лет жизни с Европейской конвенцией и как быть россиянам без ЕСПЧ.

На вопросы ответили экс-судья ЕСПЧ Дмитрий Дедов, правозащитник Дмитрий Гурин, сенатор Андрей Клишас, адвокат Ольга Гнездилова, главный редактор «Бюллетеня ЕСПЧ» Юрий Берестнев и глава «Агоры» Павел Чиков.

Дмитрий Дедов, судья ЕСПЧ от Российской Федерации в 2012–2022 годах

Роль и значение ЕСПЧ и Совета Европы в развитии права в России бесценны.

Это не только значимые пилотные постановления, которые сделали эффективными правовые механизмы исполнения судебных решений органами власти (например, дело «Бурдов против России») или способствовали улучшению условий содержания под стражей или в местах лишения свободы (дело «Ананьев против России»).

Это еще и сам подход к правовому регулированию и вмешательству в основные права и свободы, благодаря которому органы власти проявляют уважение к правам и свободам. И следят, чтобы эти права были реализованы на практике.

Принципы и подходы Совета Европы носят объективный характер и всегда воспринимались российскими властями позитивно — за исключением отдельных случаев, требующих от наших властей принятия политических решений, не связанных с защитой индивидуальных прав и свобод.

Такие решения содержат судебный активизм, или противоречат блокирующему национальному консенсусу, или сами по себе являются противоречивыми и недостаточно обоснованными. Но их единицы. В остальном рецепция ценностей правового государства происходила достаточно хорошо.

Российскому обществу сделана прививка с лекарством, содержащим демократические ценности, верховенство права и субсидиарность.

Последний элемент означает активную и решающую роль высших судов (Верховного суда РФ и Конституционного суда РФ) в контроле за реализацией правовых гарантий защиты конституционных прав и свобод.

Эти суды всегда ориентировались на решения ЕСПЧ, между ними всегда существовал судебный диалог, обмен мнениями и знаниями о правовых позициях.

Но и сейчас, когда контроля ЕСПЧ уже не существует, ничто не мешает следить за развитием практики ЕСПЧ и за новыми позициями других органов Совета Европы, например Венецианской комиссии за демократию через право.

Однако сейчас возникает опасение, что произвол в действиях властей снова станет обыденным делом, а судебная власть продолжит терять свою независимость от силовых ведомств — и потеряет ее окончательно.

Поэтому властям надо помнить, что доверие народа достигается не только социальными пособиями, но и справедливым судебным разбирательством, которое является одной из форм проявления уважения к достоинству человека.

Я надеюсь, что мы — общество и государство — не сдадим наши позиции, те завоевания в области борьбы с произволом, которые у нас есть благодаря участию России в Совете Европы.

Надо отметить, что благодаря этому участию правовая система России приобрела ясно выраженный характер континентальной европейской системы права. Эта система имеет свое воплощение во многих государствах на всех континентах.

• В дальнейшем нас ждут разные сценарии: укрепление этих позиций или скатывание в юридическую архаику и бездну произвола и попрания всяких прав.
• Третий вариант, при котором правовая система полностью изменит свою сущность и станет другой, например, приобретет признаки конфуцианской, исламской, иудейской, англосаксонской или других правовых систем — такой вариант невозможен в силу исторического и культурного развития нашей страны.
• Дмитрий Гурин, юрист European Prison Litigation Network, юрист ЦЗПЧ «Мемориал», эксперт Совета Европы, юрист Секретариата ЕСПЧ в 2016–2020 годах

Нужно понимать, что полезными для граждан России постановления ЕСПЧ становились ровно настолько, насколько позволяла государственная власть. Любое, даже самое взвешенное и детальное постановление ЕСПЧ, затрагивающее чувствительные и масштабные проблемы, не имеет прямого эффекта.

После его вынесения начинается длительный и трудоемкий процесс исполнения, который не ограничивается только лишь выплатой компенсаций или отменой неправосудного судебного решения национального суда.

Ведь, помимо этого, государства обязаны принять так называемые общие меры — комплекс реформ, направленных на то, чтобы выявленное судом нарушение конвенции не повторилось вновь в отношении других людей.

Да, российские власти исправно платили присужденные Европейским судом компенсации (за редкими исключениями).

Но в подавляющем большинстве случаев они отказывались менять правовые нормы и правоприменительную практику, которые шли вразрез с требованиями конвенции.

Россия так и осталась в лидерах по числу неисполненных постановлений (только «ведущих» постановлений, где впервые суд отметил наличие тех или иных правовых проблем, в российском списке осталось 222).

Конечно, за 20 с лишним лет совместного с ЕСПЧ существования в российском праве были и свои проблески.

Ставшая уже классической success story — принятие закона о компенсации за судебную волокиту и неисполнение судебных решений по гражданским спорам, где ответчиком является государство.

Эти меры стали прямым следствием постановлений ЕСПЧ «Бурдов против Российской Федерации» и «Герасимов и другие против Российской Федерации» — и они стоили огромных усилий Комитету министров, юристам и правозащитникам.

В результате правосудие в России в целом стало более быстрым, открытым и доступным. Но качество решений, итог этих дел — они так и остались катастрофически далеки от идеалов правосудия.

После дела «Штукатуров против России» в ГПК была закреплена возможность участия в процессе лиц, в отношении которых рассматривается вопрос о признании недееспособными.

Под влиянием ряда постановлений ЕСПЧ («Худоеров», «Белевицкий», «Нахманович») было реформировано регулирование института мер пресечения, в частности заключения под стражу.

Правда, сажать без разбору, несмотря на декларативные рекомендации пленума Верховного суда, в России не перестали. А в последнее время стали еще больше.

Основной упрек, продолжающий звучать в адрес Европейского суда,— медлительность. Но здесь важно понимать, что международный суд по своей сути является точным хирургическим инструментом. Он в любом случае не может обработать и рассмотреть большое количество жалоб, этого и не стоило от него ожидать.

Налаженная работа суда и в целом всей системы Европейской конвенции возможна лишь тогда, когда государства сознательно понимают и разделяют саму концепцию прав человека и ценности, которые она несет. Этого понимания у наших властей не образовалось.

В каком-то смысле ЕСПЧ стал заложником собственного успеха и собственной практики.

Установив, к примеру, отсутствие эффективных национальных средств правовой защиты по жалобам на неудовлетворительные условия содержания под стражей и отбывания наказания, ЕСПЧ стал работать, по сути, в качестве суда первой инстанции.

Заключенные стали подавать жалобы, минуя все российские инстанции. То же самое произошло с массовыми одновременными нарушениями вроде беспричинных задержаний на митингах.

Европейский суд старался находить выход. Выпуская одно обширное постановление, он рассматривал схожие дела в упрощенном, часто табличном формате.

Но реакции со стороны российских властей не было, им оказалось проще заплатить компенсации из бюджета, чем изменить свое поведение.

Тогда ЕСПЧ решил, условно говоря, вернуть права человека домой: было увеличено число инстанций, которые заявителям нужно пройти, прежде чем пожаловаться в Страсбург.

Кроме того, суд авансом засчитал некоторые российские законодательные инициативы в качестве приемлемых средств правовой защиты.

Так произошло, например, с законом о компенсации за неудовлетворительные условия в тюрьмах и колониях (решение по делу «Шмелев и другие»).

Жалобы в итоге оказались заперты внутри судебной системы России, которая не желала обратить свои ресурсы на разрешение скопившихся проблем, слепо следуя логике репрессивного законодательства.

Стремление суда в организационном плане, конечно, можно было понять. Но цена этих сделок с дьяволом оказалась очень высока.

Вряд ли можно согласиться с упреками в политической ангажированности и предвзятости суда — напротив, в последнее время ЕСПЧ слишком часто шел навстречу российским властям. Тем не менее он оставался чуть ли не единственным органом, где люди, пострадавшие от действий властей России, могли добиться справедливости.

За очень редким исключением. В работе я не раз видел чистые и справедливые решения судов первой инстанции, чаще всего из отдаленных регионов России, в которых судьи (как правило, вновь назначенные) умело и грамотно применяли конвенционный стандарт.

Тем больнее было видеть, что вышестоящие суды, как правило, эти решения отменяли.

Остается надеяться, что присутствие конвенции в российской правовой системе успело хоть немного повлиять на правосознание молодого правоприменителя и оставить правовое наследие, которое будет понемногу тлеть под грудой пепла.

До тех пор, пока мышление российской правовой системы не изменится, надежды у граждан, которые не нашли справедливости в судах России, прямо скажем, немного.

В основном взоры сейчас обращены на Женеву, на договорные органы ООН. Но они не обладают теми же ресурсами, потенциалом и возможностями, что и Европейский суд, и не «проектировались» в качестве судов по правам человека. А любые отечественные поделки — вроде суда по правам человека для СНГ, о котором кто-то из чиновников говорил в апреле,— я бы обходил стороной.

Андрей Клишас, председатель комитета Совета федерации по конституционному законодательству и государственному строительству

Подводя итоги многолетнего взаимодействия с Европейским судом по правам человека, необходимо обратить внимание на ряд ключевых моментов. Во-первых, многие постановления ЕСПЧ имели большое значение для развития нашей правовой системы и закрепления дополнительных гарантий защиты прав граждан.

Позиции ЕСПЧ способствовали либерализации уголовного законодательства, реформированию надзорного производства, повышению открытости деятельности судов и правоприменительных органов, реформированию пенитенциарной системы, закреплению дополнительных гарантий прав лиц, находящихся в местах лишения свободы.

Так, например, в рамках выполнения постановления по делу «Борис Попов против Российской Федерации» в 2010 году в российское законодательство были введены положения, направленные на защиту права осужденных к лишению свободы на уважение их корреспонденции.

В рамках исполнения решения по делу «Штукатуров против Российской Федерации» вступил в силу закон, предусматривающий введение института частичной дееспособности в целях наиболее полной защиты прав и интересов граждан, страдающих психическими расстройствами.

В рамках выполнения пилотного постановления ЕСПЧ по делу «Бурдов против Российской Федерации» были приняты законы, которыми было закреплено право граждан на выплату компенсации за чрезмерную длительность судебного разбирательства.

Во-вторых, важно напомнить, что принципиальных проблем с исполнением решений ЕСПЧ не возникало. До определенного момента — пока он не начал выносить политизированные решения. Это объективный и справедливый тезис.

Первым камнем преткновения стало известное дело Константина Маркина (2009), когда ЕСПЧ превысил свои полномочия при решении вопроса о праве мужчин-военнослужащих на длительный отпуск по уходу за ребенком.

Тогда Европейский суд посчитал отказ в таком праве дискриминацией.

Комментируя в свое время данное решение, председатель Конституционного суда Валерий Зорькин справедливо указал, что это является беспрецедентным вторжением в сферу полномочий национальных властей и оценки того, в чем заключается национальный публичный интерес.

Свинаренко и сляднев против российской федерации

Подборка наиболее важных документов по запросу Свинаренко и сляднев против российской федерации (нормативно–правовые акты, формы, статьи, консультации экспертов и многое другое).

Статьи, комментарии, ответы на вопросы

Зарегистрируйтесь и получите пробный доступ к системе КонсультантПлюс бесплатно на 2 дня

Статья: 25 лет в Совете Европы, и снова дискуссия об обязательности постановлений ЕСПЧ(Султанов А.Р.)

(«Вестник гражданского процесса», 2021, N 6)

Европейский суд неоднократно указывал, что Конвенция является живым инструментом, который следует толковать в свете современных условий и идей, преобладающих сегодня в демократических государствах (см. Постановление Большой Палаты ЕСПЧ по делу «Тайрер против Соединенного Королевства» (Tyrer v. United Kingdom) от 25 апреля 1978 г.

, § 31, Series A, N 26, Постановление Большой Палаты ЕСПЧ по делу «Кресс против Франции» (Kress v. France), жалоба N 39594/98, § 70, ECHR 2001-VI, и Постановление Большой Палаты ЕСПЧ по делу «Остин и другие против Соединенного Королевства» (Austin and Others v. United Kingdom), жалобы N 39692/09, 40713/09 и 41008/09, § 53, ECHR 2012).

Европейский суд также подчеркнул, что любое толкование гарантированных прав и свобод должно быть совместимо с общим духом Конвенции, инструментом, направленным на поддержание и развитие идеалов и ценностей демократического общества (см. Постановление Большой Палаты ЕСПЧ по делу «Свинаренко и Сляднев против Российской Федерации» (Svinarenko and Slyadnev v.

Russia), жалобы N 32541/08 и 43441/08, § 118, ECHR 2014 (извлечения)). Как следствие, концепции бесчеловечного и унижающего достоинство обращения и наказания значительно изменились с момента вступления в силу Конвенции в 1953 г. Эволюция к полной de facto и de jure отмене смертной казни в государствах — участниках Совета Европы иллюстрирует это продолжающееся развитие.

Территории, занимаемые государствами — участниками Совета Европы, стали зоной, свободной от смертной казни, и ЕСПЧ признал, что подверженность заявителя реальной угрозе вынесения смертного приговора и казни может породить вопрос в соответствии со ст. 3 Конвенции (см. Постановление ЕСПЧ от 7 июля 1989 г. по делу «Серинг против Соединенного Королевства» (Soering v.

United Kingdom), § 102 — 104, Series A, N 161, Постановление ЕСПЧ по делу «Аль-Саадун и Муфзи против Соединенного Королевства» (Al-Saadoon and Mufdhi v. United Kingdom), жалоба N 61498/08, § 115 — 118 и 140 — 143, ECHR 2010, и Постановление ЕСПЧ по делу «A.L. (X.W.) против Российской Федерации» (A.L. (X.W.) v. Russia) от 29 октября 2015 г., жалоба N 44095/14, § 63 — 66) .

Зарегистрируйтесь и получите пробный доступ к системе КонсультантПлюс бесплатно на 2 дня

Статья: Содержание подсудимых в зале судебного заседания с использованием ограждающих конструкций: правовые стандарты Европейского суда по правам человека(Антонович Е.К.)

(«Российский следователь», 2020, N 8)

Для Российской Федерации определенным сигналом стало дело «Свинаренко и Сляднев против России» в 2014 г.

Содержание подсудимых на протяжении более двух лет в металлической клетке перед присяжными заседателями и перед общественностью в ходе судебного разбирательства было признано ЕСПЧ способом унижения подсудимых, который подрывал их репутацию и вызывал у них чувство страха, униженности, беспомощности и неполноценности.

В этой связи было выявлено нарушение ст. 3 Конвенции.

Представленные же российской стороной доводы о том, что использование металлической клетки было обусловлено стремлением предотвратить возможный побег, пресечь неправомерное поведение подсудимых и их защиту от потерпевших были отклонены в связи с тем, что не было представлено доказательств угрозы безопасности в судебном заседании, оправдывающих содержание заявителей в металлической клетке, а также того, что суд вообще рассматривал этот вопрос о наличии этой угрозы и необходимости применения такой меры .

Нормативные акты

Евросудьи услышали рассуждения о роли клетки в российских судах — новости Право.ру

Большая палата ЕСПЧ провела публичные слушания по делу «Свинаренко и Сляднев против России» (32541/08 и 43441/08), где рассматривались жалоба заявителей на их помещение в металлическую клетку в зале суда. Представители РФ утверждали, что это обычная, применяемая ко всех обвиняемым в уголовном преступлении, мера, принятая из соображений безопасности всех участников процесса.

11 декабря 2012 года, ЕСПЧ постановил, что Российская федерация нарушила ст.

3 Конвенции по правам человека (запрет на унизительное обращение — заявители во время заседаний суда постоянно находились под вооруженной охраной и не давали повода ожидать от них буйного поведения, так что помещение их в клетку, да еще на глазах у публики, было названо Судом необоснованным) и части 1 ст. 6 Конвенции (разбирательство дела в разумный срок). 7 марта 2013 года Россия потребовала рассмотрения дела в Большой палате, на что и получила согласие 29 апреля.

Структура публичных слушаний в ЕСПЧ очень проста: сперва выступают представители сторон, затем судьи задают вопросы и, после небольшого перерыва, следуют короткие ответы от представителей.

Слушания продолжаются обычно около полутора часов, а решение Большой палаты, как правило, выносится спустя несколько месяцев.

Вчера в зале суда присутствовали несколько делегаций судей и прокуроров из разных стран, в том числе и делегация российских судей, поэтому представитель России, Георгий Матюшкин, одну из речей произнес по-русски.

Валерий Палчинский, представитель Свинаренко в начале слушаний рассказал, что не понимает ссылки на тяжесть преступлений своего доверителя, поскольку тот аж трижды был полностью оправдан присяжными.

Позднее в своей речи Георгий Матюшкин, представитель России, ссылался на то же обстоятельство, но уже в качестве доказательства непредвзятости присяжных — они же оправдали подсудимых, несмотря на клетку, следовательно, клетка не становится причиной предубежденности.

По той же причине адвокату были непонятны указания на страх свидетелей и потерпевших, — ради которых заявителей поместили за решетку, — ведь если «не было преступления, то не было ни потерпевших, ни свидетелей».

Ему вторила адвокат Виктория Тайсаева, выступавшая на английском, считающая, что представитель России не сумел доказать обоснованность этих опасений. По ее мнению, свидетели отказывались приезжать на суд вовсе не из страха перед подсудимыми, а только потому, что не хотели ехать далеко (от поселка Синегорье, где живут заявители, до Магадана — около 500 км).

Упорные попытки представителя России использовать тот факт, что заявители не являются публичными фигурами и не пользуются известностью, представляются адвокатам несостоятельными, потому что, как сформулировал Палчинский, «человеческое достоинство имеют не только публичные фигуры».

Далее адвокат ссылался на документы дела, где содержится просьба местной телекомпании «Колыма плюс» разрешить съемку в зале суда.

Матюшкин в своей речи парировал ссылкой на сюжет той же телекомпании об окончании процесса, в котором использованы кадры освобождения подсудимых в зале суда — это, по его мнению, доказывает, что репутация заявителей нисколько не пострадала.

Да и сами они, считает Матюшкин, ничуть не чувствовали себя униженными и подавленными, что доказывают материалы суда — заявители активно участвовали в процессе, комментировали, подавали ходатайства и т.д.

Более того, говорил Матюшкин, «никто на заседания не ходил», правда, осталось неясным, кто именно — публика вообще или, или те, кто знал заявителей. Между Синегорьем городом Магадан, где проходил процесс, регулярного сообщения раньше не было, утверждал Матюшкин.

На это Палчинский отвечал справкой от местной транспортной компании, содержащей сведения о маршруте и стоимости пассажирских автобусных перевозок между Синегорьем и Магаданом, и вообще, сказал он, «практически на каждом заседании присутствовали родственники и знакомые моего доверителя».

Адвокат Тайсаева, в свою очередь, обратила внимание на то, что присяжные тоже люди и поэтому нельзя говорить, что публики на заседаниях не было.

Но центральным вопросом было использование клетки как таковое, т.е. соответствовало ли оно нормам о защите прав человека.

Представитель России никак не мог решить, чем считать клетку — то ли стандартной мерой безопасности, широко применяемой в уголовных процессах, то ли, напротив, мерой исключительной, которую используют только в 15% случаев.

Матюшкин долго пересказывал правила, связанные с арестом, объясняя Суду, что предпочтительнее держать подсудимого дома, что арестовывать можно только с учетом всех обстоятельств и свойств подсудимого и т.д.

 — из замечаний, присланных от имени России, следовало, что факт законности ареста автоматически делает законным и помещение в клетку. В конце концов Матюшкин сослался на плохие характеристики на заявителей по месту жительства, а также на признание Сляднева членом преступного сообщества, как на доказательства их общественной опасности.

Адвокаты Сляднева, в частности, Евгений Плотников, в свою очередь выразили удивление таким аргументом, поскольку этот обвинительный приговор был вынесен уже после того, как его доверитель сидел в клетке.

Адвокаты напоминали, что их подсудимым везде давали, напротив, хорошие характеристики, в 2005 году оставили под подпиской о невыезде, а не арестовали, а позднее Сляднева освободили по УДО, что едва ли сочетается с тезисом об опасности, исходящей от заявителей.

И вообще, отметил Валерий Палчинский, оспариваемое Россией решение ЕСПЧ вынесено с учетом криминального прошлого его доверителя, поэтому ссылки на судимость Свинаренко — приговоренного в 2001 году к условному заключению — несостоятельны.

Так или иначе, заключили адвокаты, каждый в своей речи, осталось непонятным, о какой общественной опасности, собственно, идет речь.

Одним из важнейших пунктов разногласий была также законность использования клеток.

Георгий Матюшкин начал свою речь с длинного статистического экскурса в историю роста преступности в конце 1980-х и начале 1990-х гг.

, доказывая, что многократный рост числа насильственных преступлений вообще, и нападений на участников процессов и побегов, в частности, сделал необходимым применение этой меры безопасности.

Матюшкин говорил, что международные документы не запрещают использование клеток и, как и сторона заявителей, ссылался на документы различных органов исполнительной власти в России (правила конвоирования и правила построения судов); только выводы стороны делали противоположные.

Матюшкин видел в них законное основание для помещения подсудимых в клетки, для безопасности самих подсудимых — внутри клеток они могут гулять и не опасаться мести потерпевших.

А, например, Евгений Плотников обращал внимание на то, что «нормативные акты, которые регулируют помещение в клетку, вступают в противоречие со статьей 15 Конституции» — они ограничивают права и свободы граждан, но не являются законами, потому что не проходили через парламент, не были опубликованы официальным порядком и вообще по большей части имеют статус ДСП, т.е. недоступны широкой публике.

Отдельно обсуждался вопрос о компенсациях. Матюшкин утверждал, что выплаты Свинаренко компенсации за незаконное уголовное преследование в сочетании с самим фактом признания нарушений вполне достаточно.

На это адвокаты, в первую очередь Валерий Палчинский, возражали, что 50 тысяч рублей за 32 месяца «незаконного уголовного преследования» — это издевательство. Палчинский даже посчитал — 35 евро за каждый месяц.

Матюшкин гордо отвечал, что решения о сумме компенсации принимаются судом с учетом персональных обстоятельств, и, значит, таковы,обстоятельства Свинаренко.

И высказался в том духе, что, мол, после оправдания и реабилитации какие могут быть претензии — Свинаренко совершенно свободен, репутация его, как мы уже знаем, не пострадала, компенсацию он получил. А что до жалоб на нарушение «разумных сроков судопроизводства», то заявители не жаловались в российские суды, и, следовательно, всем довольны.

Адвокаты возмущенно отвечали, что просто не могли жаловаться — не было такой юридической возможности.

Закон 86-ФЗ, который ввел само понятие «разумного срока судопроизводства» и обозначил критерии разумности, действует только с 30 апреля 2010 года.

К этому моменту заявители успели не только подать жалобу в ЕСПЧ, но и получить ответ, подтверждающий приемлемость жалобы — а в этом случае, согласно этому же закону, подать иск в российский суд уже нельзя, а нужно дожидаться решения ЕСПЧ.

Гвоздем программы, как кажется, стал ответ Матюшкина на единственный вопрос Суда — в чем именно заключаются повреждения, которые наносят себе подсудимые в зале суда, от которых должна защитить клетка.

Ответ был длинным и несколько путанным: начался с того, что статистика подобных случаев имеется только с 2009 года — в общей сложности их зафиксировано чуть более полусотни за четыре с половиной года — но «власти Российской Федерации глубоко уверены в том, что если бы те меры безопасности, о которых мы сегодня говорим, не применялись, эта трагическая статистика была бы гораздо более масштабной». Потом Матюшкин привел пример:

— Подсудимые стараются порезать себя одноразовыми бритвенными станками, с тем, чтобы перерезать вены. Многие из них, к сожалению, являются носителями вируса иммунодефицита человека, — с этими словами Матюшкин изящно указал на стол, — они стараются своей кровью забрызгать участников процесса.

О том, каким же образом клетка защищает подсудимых от «таких случаев», Матюшкин, к сожалению, ничего не сказал — хотя похоже было, что именно это интересовало задавшего вопрос судью Винсента де Гаэтано.

Решение ЕСПЧ будет объявлено позднее.

Анализ Решения ЕСПЧ «Свинаренко и Сляднев vs России»

В постановлении Большой Палаты по делу «Свинаренко и Сляднев против России» от 17 июля 2014 г. Европейский Суд по правам человека установил нарушение п. 1 ст.

6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод в связи с чрезмерно длительным рассмотрением уголовного дела в отношении Свинаренко А.С. и Сляднева В.А.; ст.

3 Конвенции – в связи с содержанием заявителей в зале суда в ходе названного судебного разбирательства в месте, огороженном металлическими прутьями, с перекрытием из проволоки (далее – металлическая клетка).

Обстоятельства дела: заявители, проживающие в Магаданской области, жаловались на содержание их в зале судебных заседаний суда первой инстанции в металлической клетке, а также на чрезмерную длительность (более шести лет) судебного разбирательства по уголовным делам.

Позиция Европейского Суда: применительно к нарушению ст. 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее – Конвенция) отклонены доводы российских властей о том, что «содержание заявителей в металлической клетке было направлено на предотвращение возможного побега, пресечение неправомерного поведения подсудимых и их защиту от потерпевших» (п.

121 постановления). Обращено внимание на то, что «не было представлено доказательств наличия угрозы безопасности в судебном заседании, которая оправдывала бы содержание заявителей в металлической клетке, а также того, что суд вообще рассматривал вопрос о наличии такой угрозы и необходимости применения к заявителям соответствующей меры» (п. 137 постановления).

С учётом изложенного сочтено, что «содержание Свинаренко А.С. и Сляднева В.А.

на обозрении присяжных заседателей и общественности в металлической клетке на протяжении всего судебного разбирательства (более 2 лет) явилось средством унижения заявителей, что оно подрывало их репутацию и вызывало у них чувство униженности, беспомощности, страха и собственной неполноценности» (п. 129 постановления).

Европейский Суд подчеркнул, что «в Российской Федерации применение металлической клетки носит повсеместный характер в отношении всех подсудимых, содержащихся под стражей, без учета их конкретной ситуации, на основании приказов МВД России, которые имеют гриф «для служебного пользования» и не опубликованы» (пп. 123, 124 постановления).

Вместе с тем, как отмечено, в большинстве других стран вместо металлических клеток при необходимости используются защитные светопрозрачные ограждения (с обеспечением надлежащих условий для участия подсудимых в процессе, в том числе достаточной площади светопрозрачного ограждения, наличия вентиляции и оборудования, позволяющего подсудимому конфиденциально общаться с защитником и обращаться к суду и присяжным заседателям, и т.д.) (п. 119 постановления).

Наряду с этим установлено, что согласно практике Европейского Суда использование металлических клеток относится к вопросам справедливости судебного разбирательства, в том числе презумпции невиновности, права подсудимого на эффективное участие в судебном разбирательстве и получение им реальной и эффективной правовой помощи (п. 132 постановления).

На основании изложенного сделан вывод о том, что «само по себе содержание подсудимого в металлической клетке в зале суда с учётом его объективно унизительного характера не соответствует нормам цивилизованного поведения в демократическом обществе, является унижением человеческого достоинства и нарушает ст. 3 Конвенции» (п. 138 постановления).

Что касается чрезмерно длительного рассмотрения Магаданским областным судом уголовного дела в отношении Свинаренко А.С. и Сляднева В.А.

, Европейский Суд установил, что у первого заявителя этот срок составил шесть лет и десять месяцев, а у второго шесть с половиной лет при рассмотрении дела в двух инстанциях.

Европейский Суд, приняв во внимание сложность дела и трудности, с которыми столкнулся областной суд, все же пришёл к выводу, что длительность судебного разбирательства по уголовному делу заявителей не соответствовала требованию о рассмотрении дела в разумный срок (п.144 постановления).

Анализ Решения ЕСПЧ «Миминошвили vs России».

Постановление Европейского Суда по правам человека по делу » Миминошвили против России» (Miminoshvili v. Russia, жалоба N 20197/03): нарушение пунктов 1, 3, 4 статьи 5 Конвенции, нарушение пункта 1, подпунктов B и D пункта 3 статьи 6 Конвенции, присуждена справедливая компенсация морального вреда и издержек.

Статья 5

Право на свободу и личную неприкосновенность

1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом:

• a) законное содержание под стражей лица, осужденного компетентным судом;
• b) законное задержание или заключение под стражу (арест) лица за неисполнение вынесенного в соответствии с законом решения суда или с целью обеспечения исполнения любого обязательства, предписанного законом;
• c) законное задержание или заключение под стражу лица, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения;
• d) заключение под стражу несовершеннолетнего лица на основании законного постановления для воспитательного надзора или его законное заключение под стражу, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом;
• e) законное заключение под стражу лиц с целью предотвращения распространения инфекционных заболеваний, а также законное заключение под стражу душевнобольных, алкоголиков, наркоманов или бродяг;
• f) законное задержание или заключение под стражу лица с целью предотвращения его незаконного въезда в страну или лица, против которого предпринимаются меры по его высылке или выдаче.

Каждый задержанный или заключенный под стражу в соответствии с подпунктом «c» пункта 1 настоящей статьи незамедлительно доставляется к судье или к иному должностному лицу, наделенному, согласно закону, судебной властью, и имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда. Освобождение может быть обусловлено предоставлением гарантий явки в суд.

4. Каждый, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным.

Статья 6

Право на справедливое судебное разбирательство

Каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях или при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона.

Судебное решение объявляется публично, однако пресса и публика могут не допускаться на судебные заседания в течение всего процесса или его части по соображениям морали, общественного порядка или национальной безопасности в демократическом обществе, а также когда того требуют интересы несовершеннолетних или для защиты частной жизни сторон, или — в той мере, в какой это, по мнению суда, строго необходимо — при особых обстоятельствах, когда гласность нарушала бы интересы правосудия.

1. 3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права:
2. a) быть незамедлительно и подробно уведомленным на понятном ему языке о характере и основании предъявленного ему обвинения;
3. b) иметь достаточное время и возможности для подготовки своей защиты;
4. c) защищать себя лично или через посредство выбранного им самим защитника или, при недостатке у него средств для оплаты услуг защитника, пользоваться услугами назначенного ему защитника бесплатно, когда того требуют интересы правосудия;
5. d) допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него;

Дело о клетках

Сергей Голубок, кандидат юридических наук, адвокат

В Европейском Суде по правам человека состоялось заседание Большой палаты по делу «Свинаренко и Сляднев против России».

18 сентября 2013 года Большая палата Европейского Суда по правам человека под председательством председателя Суда судьи Дина Шпильманна рассмотрела жалобы россиян Александра Свинаренко и Валентина Сляднева. Они, как и многие другие подсудимые в России, при рассмотрении их уголовного дела Магаданским областным судом содержались в зале судебного заседания в металлической клетке.

В итоге заявители были оправданы судом с участием присяжных заседателей, но посчитали, что их нахождение в клетке представляло собой унижающее их достоинство обращение, запрещенное статьей 3 Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Как отметили на слушании в Страсбурге адвокаты заявителей, нахождение их подзащитных в клетке в ходе судебного заседания создавало предубеждение у присяжных заседателей и находящихся в зале представителей публики. Подсудимые указали, что  фактически они находились в клетке на положении зверей в зоопарке.

По мнению Правительства, помещение заявителей за «защитный барьер» было вызвано соображениями безопасности, никак не унижало их достоинство. Они имели возможность спокойно передвигаться внутри клетки, которой были бы лишены, если бы, скажем, сидели на скамье подсудимых без клетки, но скованные наручниками.

Выяснилось, что законодательного акта, регулирующего использование металлических клеток в залах судебных заседаний по уголовным делам, в России не существует.

Клетки предусмотрены лишь ведомственными нормативными правовыми актами Министерства внутренних дел Российской Федерации (конвоирование подозреваемых и обвиняемых из изоляторов временного содержания и следственных изоляторов в суды и обратно осуществляют именно полицейские), причем для служебного пользования, официально не публиковавшимися.

Кроме того, даже эта ведомственная практика возникла лишь в первой половине 90-х. В Советском Союзе, как и в большинстве европейских стран, подсудимый сидел рядом со своим защитником, что мы хорошо помним, например, по фильму «Мимино».

Большой палате предстоит решить, в каких случаях использование клетки нарушает статью 3 Конвенции. Дело Свинаренко-Сляднева довольно специфично: оно рассматривалось судом с участием присяжных заседателей. Сейчас в России таким составом суда рассматривается ничтожно малое количество уголовных дел.

Если Европейский Суд по правам человека посчитает, что именно участие присяжных позволяет говорить о нарушении 3-й статьи Конвенции в связи с использованием клетки, то эффект от такого постановления Большой палаты будет сравнительно незначительным и никак не затронет, скажем, уголовное судопроизводство в районных судах.

Свинаренко и Сляднев были оправданы, поэтому они не могут жаловаться на нарушение наличием клетки в зале судебного заседания своих прав по таким аспектам 6-й статьи Европейской Конвенции (право на справедливое судебное разбирательство) как нарушение презумпции невиновности (статья 6 § 2), возможность подготовить свою защиту, например, работая с документами (статья 6 § 3 (b)) либо общаясь со своим адвокатом (статья 6 § 3 (с)).

Хорошо известно, что в некоторых российских судах, особенно тех из них, здания которых возведены сравнительно недавно (например, в Московском городском суде и Санкт-Петербургском городском суде), клетки уже заменены на «аквариумы», где подсудимые отделены от других участников процесса стеклянной или пластиковой перегородкой. Да, они напоминают уже не животных в зоопарке, а рыб в океанариуме, что, может быть, не так унижает человеческое достоинство. Вместе с тем, смысл остается прежним – находящиеся в зале лица сразу могут определить, кто тут «преступник», и такой подсудимый должен прибегать к дополнительным действиям даже просто для того, чтобы шепнуть что-то своему адвокату или взглянуть на имеющиеся у него документы (по имеющимся неопубликованным ведомственным нормативным правовым актам Министерства внутренних дел России, даже передавать документы защитник своему подзащитному в клетке или аквариуме может только через конвой).

Кроме того, в отличие от клетки, в аквариуме могут возникнуть проблемы со слышимостью. Сейчас об этом уже заявляет защита по «болотному делу».

Интересно, что ещё в 1994 году Европейский Суд по правам человека допустил, что недостатки слышимости в случае нахождения подсудимого в зале суда за стеклянной перегородкой «несомненно» ставят вопросы с точки зрения соблюдения статьи 6 Конвенции (§ 29 постановления от 23 февраля 1994 года по делу «Стэнфорд против Великобритании»).

Так что постановление, которое вынесет Европейский Суд по правам человека, затронет не только клетки. Дизайн зала судебного заседания должен соответствовать требованиям Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Остаётся надеяться, что Большая палата даст важные установки в этой связи.

Дело о клетках

В Европейском Суде по правам человека состоялось заседание Большой палаты по делу «Свинаренко и Сляднев против России».

18 сентября 2013 года Большая палата Европейского Суда по правам человека под председательством председателя Суда судьи Дина Шпильманна рассмотрела жалобы россиян Александра Свинаренко и Валентина Сляднева. Они, как и многие другие подсудимые в России, при рассмотрении их уголовного дела Магаданским областным судом содержались в зале судебного заседания в металлической клетке.

В итоге заявители были оправданы судом с участием присяжных заседателей, но посчитали, что их нахождение в клетке представляло собой унижающее их достоинство обращение, запрещенное  статьей 3   Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Как отметили на слушании в Страсбурге адвокаты заявителей, нахождение их подзащитных в клетке в ходе судебного заседания создавало предубеждение у присяжных заседателей и находящихся в зале представителей публики. Подсудимые указали, что  фактически они находились в клетке на положении зверей в зоопарке.

По мнению Правительства, помещение заявителей за «защитный барьер» было вызвано соображениями безопасности, никак не унижало их достоинство. Они имели возможность спокойно передвигаться внутри клетки, которой были бы лишены, если бы, скажем, сидели на скамье подсудимых без клетки, но скованные наручниками.

Выяснилось, что законодательного акта, регулирующего использование металлических клеток в залах судебных заседаний по уголовным делам, в России не существует.

Клетки предусмотрены лишь ведомственными нормативными правовыми актами Министерства внутренних дел Российской Федерации (конвоирование подозреваемых и обвиняемых из изоляторов временного содержания и следственных изоляторов в суды и обратно осуществляют именно полицейские), причем для служебного пользования, официально не публиковавшимися.

Кроме того, даже эта ведомственная практика возникла лишь в первой половине 90-х. В Советском Союзе, как и в большинстве европейских стран, подсудимый сидел рядом со своим защитником, что мы хорошо помним, например, по фильму «Мимино».

Большой палате предстоит решить, в каких случаях использование клетки нарушает статью 3 Конвенции. Дело Свинаренко-Сляднева довольно специфично: оно рассматривалось судом с участием присяжных заседателей. Сейчас в России таким составом суда рассматривается ничтожно малое количество уголовных дел.

Если Европейский Суд по правам человека посчитает, что именно участие присяжных позволяет говорить о нарушении 3-й статьи Конвенции в связи с использованием клетки, то эффект от такого постановления Большой палаты будет сравнительно незначительным и никак не затронет, скажем, уголовное судопроизводство в районных судах.

Свинаренко и Сляднев были оправданы, поэтому они не могут жаловаться на нарушение наличием клетки в зале судебного заседания своих прав по таким аспектам  6-й статьи   Европейской Конвенции (право на справедливое судебное разбирательство) как нарушение презумпции невиновности (статья 6 § 2), возможность подготовить свою защиту, например, работая с документами (статья 6 § 3 (b)) либо общаясь со своим адвокатом (статья 6 § 3 (с)).

Хорошо известно, что в некоторых российских судах, особенно тех из них, здания которых возведены сравнительно недавно (например, в Московском городском суде и Санкт-Петербургском городском суде), клетки уже заменены на «аквариумы», где подсудимые отделены от других участников процесса стеклянной или пластиковой перегородкой. Да, они напоминают уже не животных в зоопарке, а рыб в океанариуме, что, может быть, не так унижает человеческое достоинство. Вместе с тем, смысл остается прежним – находящиеся в зале лица сразу могут определить, кто тут «преступник», и такой подсудимый должен прибегать к дополнительным действиям даже просто для того, чтобы шепнуть что-то своему адвокату или взглянуть на имеющиеся у него документы (по имеющимся неопубликованным ведомственным нормативным правовым актам Министерства внутренних дел России, даже передавать документы защитник своему подзащитному в клетке или аквариуме может только через конвой).

Кроме того, в отличие от клетки, в аквариуме могут возникнуть проблемы со слышимостью. Сейчас об этом уже заявляет защита по «болотному делу».

Интересно, что ещё в 1994 году Европейский Суд по правам человека допустил, что недостатки слышимости в случае нахождения подсудимого в зале суда за стеклянной перегородкой «несомненно» ставят вопросы с точки зрения соблюдения статьи 6 Конвенции (§ 29 постановления от 23 февраля 1994 года по делу «Стэнфорд против Великобритании«).

Так что постановление, которое вынесет Европейский Суд по правам человека, затронет не только клетки. Дизайн зала судебного заседания должен соответствовать требованиям Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Остаётся надеяться, что Большая палата даст важные установки в этой связи.

Сергей Голубок, кандидат юридических наук, адвокат

Источник – РАПСИ

Данный материал опубликован на сайте BezFormata 11 января 2019 года,ниже указана дата, когда материал был опубликован на сайте первоисточника!