В современных доктринальных взглядах на уступку права требования, многие авторы сходятся в мнении, что она представляет собой передачу имущественных права [2, с. 44], прав требований [3, с. 66], всех прав, которыми характеризуется правоотношение [4, с. 23].

В учебнике М.И. Брагинского и В.В. Витрянского прямо отмечено, что цессия заключается в передаче цедентом цессионарию определенного права на основании сделки или закона [5, с. 143].

Подобные точки зрения соответствует действующему гражданскому законодательству, поскольку статья 128 ГК РФ к объектам гражданских прав относит в том числе имущественные права.

Следуя этим нормоположениям, некоторые авторы указывают, что уступка осуществляется на основании договора, юридической целью, которого выступает получение цессионарием права.

Вместе с тем встречаются и иные точки зрения. К примеру, некоторые исследователи полагают, что уступка, является юридическим явлением, следствием, которого является прекращение одного правоотношения и возникновение другого [6, с. 267], другие отмечают, чтоправа (в том числе при цессии), как известно, не передаются, а прекращаются у прежнего обладателя и возникают у нового [7, c. 23].

Можно предположить c точки зрения механизма гражданского-правового регулирования цессию возможно рассмотреть, не в качестве явления, но в качестве средства. 

Механизм правового регулирования, представляется как «взятая в единстве система правовых средств, которая обеспечивает результативное правовое воздействие на общественные отношения» [8, с. 123].

Применительно к гражданскому-правовому регулированию результативное воздействие будет нацелено на обеспечение наиболее оптимальной модели экономической жизни общества, обеспечивающей многовариантность экономического поведения участников гражданского оборота, создавая при этом каждому возможность беспрепятственно осуществлять прав.

Таким образом, достаточно важной оговоркой, является то, что в сфере гражданского-правового регулирования воздействие на общественные отношения, осуществляется преимущественно самостоятельно его участниками (субъектами), что и замечают ученые [9, c. 73].

  В таком случае, под правовыми средствами могут быть поняты явления правовой действительности, при помощи, которых достигаются обозначенные выше цели.

Будучи идеальными объектами работоспособность средств может концентрироваться в человеческом сознании, которое в результате процесса изучения и осознания, осуществляет их интеграцию в реальную сферу жизнедеятельности.

Опосредованность применения правового средства интеллектуальной деятельность неизбежно ведет к возможности ошибки в первичной деятельности, что может выступить основанием для отсутствия возможности квалификации, той или иной деятельности субъекта, в качестве деятельности с использованием желаемого правового средства и привести к вполне реальным неблагоприятным последствиям (недействительность сделки, незаключенность договора, убытки и пр.). Таким образом, думается, что в механизм гражданско-парового регулирования недопустимо включение различных действий участников гражданского оборота.

К средству гражданско-правового регулирования относится в том числе и правоотношение, которое выполняет дополнительную функцию, «способствующую правовому воздействию, упорядочивая мыслительный процесс, лежащий в основе гражданско-правового регулирования» [9, с. 232].

Весомым аргументом, которым автор подтверждает верность обозначенного выше тезиса, являются положения процессуальных кодексов.

В статье 133 Арбитражно-процессуального кодекса Российской Федерации прямо сказано, что первостепенной задачей суда, является определения характера спорного правоотношения, и только затем определение подлежащих применению к правоотношению правовых норм, аналогичное положение содержится в статье 196 Гражданско-процессуального кодекса Российской Федерации.

Как известно содержанием правоотношения, является в том числе субъективное право, в частности право требование.

Таким образом, последние остаются, средствами функционирующим в механизме гражданского-правового регулирования в связи с чем возникает вопрос о действительной возможности их передачи.

Не менее спорным представляет возможность рассмотрения уступки, при помощи моделирования прекращения прав и правоотношений и после возникновением новых, торжественных. Правоотношения, составляют в том числе субъекты, права и обязанности.

В самом названии главы 24 ГК РФ не имеется указания, что по средствам уступки, меняются субъекты, напротив ее название, указывает на изменение лиц. Такой же подход содержится и в статье 388 ГК РФ где, сказано, что уступка требования кредитором (цедентом) другому лицу (цессионарию) допускается, если она не противоречит закону. 

Можно предположить, что результатом состоявшейся уступки права требования, является сохранение элемента правоотношения, с изменённым содержанием. У иного лица появляется возможность вместо лица, занимающего позицию кредитора, осуществить действия, охватываемые правом последнего для удовлетворения собственных потребностей.

Свойство неизменности субъекта, представляется, должно оставить отпечаток на правоотношении как целостности, в том числе привести к неизменности субъективного права, что не позволяет говорить о возможности его прекращения.

Иной подход позволил бы в качестве основания уступаемого субъективного права рассматривать саму уступку, что входит в противоречие с сформулированным в действующем законодательстве правилом об ответственности цедента за действительность уступаемого права[1].

Кроме того, действия, не отвевающие действующему законодательству, с которыми последнее связывает незаключенность или недействительность уступки и допущенные при ее совершении могут привести только к невозможности осуществления цессионарием возможностей, охватываемых субъективным правом кредитора, но не могут привести к отсутствию таких возможностей у кредитора-цедента. 

Также можно предположить, что не верно, думать будто при уступке права требования стороны преследуют цель завладеть правом. Право в любой интерпретации понятие идеальное, и в отрыве от реальных материальных ценностей мало кому интересное.

Очевидно, что, уступая право цедент преследует цель получить встречное предоставления от цессионария, а последний в свою очередь исполнение от должника, которое осуществляется через возможности осуществлять действия охватываемых правом требования.

https://www.youtube.com/watch?v=ygD3pDEV3Vc\u0026pp=ygVk0JTQvtC60LDQt9Cw0YLQtdC70YzRgdGC0LLQsCDRgdC-0YHRgtC-0Y_QstGI0LXQudGB0Y8g0YPRgdGC0YPQv9C60Lgg0L_RgNCw0LLQsCDRgtGA0LXQsdC-0LLQsNC90LjRjw%3D%3D

Таким образом, через призму механизма гражданско-правового регулирования можно предположить, что при указании на возможность передачи субъективных прав, авторы допускают смещение средств и действий, которые не тождественны, а их четкое разграничение позволит прийти к выводу, что цессия есть один из нормативных способов, позволяющий лицам договориться о производстве замены стороны осуществляющей правомочие, охватываемое категорией субъективного.

Список литературы:

1. Шершеневич Г. Ф. Общая теория права: учеб. пособие в 4 вып. / Г. Ф. Шершеневич. − М.: Б. и., 1910–1912. С. 287.
2. Шестаков В.А. Цессия в российском гражданском праве: дис. … канд. юрид. наук/ В.А. Шестаков. – Москва, 2003. С. 44.
3. Нариманов Э. Н. Уступка требования (цессия): дис. … канд. юрид. наук / Э. Н. Нариманов. – Рязань, 2004. С. 66.
4. Кузнецов А. В. Институт уступки права (требования): автореф. дис. … канд. юрид. наук / А. В. Кузнецов. – Екатеринбург, 2013. С. 23.
5. Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право. Общие положения. 3-е изд., стереотипное. М.: Статут, 2001. Кн. 1. С. 143.
6. Белов В.А. Сингулярное правопреемство в обязательстве. Опыт исторического исследования, теоретической и догматической конструкции и обобщения российской судебной практики. Изд. 2-е, стереотип. М.: АО «Центр ЮрИнфоРМ», 2001. С. 276.
7. Скловский К. И. Сделка и ее действие / К. И. Скловский. – М.: Статут, 2012. С. 23. 
8. Алексеев С. С. Общая теория права: в 2 т. / С. С. Алексеев – М.: Юрид. лит., 1981. – Т. 1. С. 123.
9. Российское гражданское право: Учебник: в 2-х томах. Том I. Общая часть. Вещное право. Наследственное право. Интеллектуальные права. Личные неимущественные права / Отв. ред. Е.А. Суханов. — М.: Статут, 2011. С. 73.
10.  Родионова О.М. Правовые формы реализации волевых отношений в механизме гражданско-правового регулирования: дис. д-ра юрид. наук. М., 2017. С. 232.

 

[1] Решение Арбитражного Суда Самарской области от 30 марта 2020 г. по делу А55-8069/2020

ВС: Уступка требования по номиналу не говорит об аффилированности участников договора цессии

8 февраля Верховный Суд вынес Определение № 305-ЭС21-8027 (7) по делу № А40-225341/2019 об оспаривании конкурсным управляющим должника более 70 платежей в рамках договоров цессии, заключенных перед банкротством.

С ноября 2016 г. по декабрь 2018 г. ООО «Фармимпульс» произвело платежи АО «ЦВ “Протек”» с назначением «Оплата по договору цессии» на сумму свыше 289 млн руб. Всего им было совершено 73 платежа по 40 договорам о передаче прав требования двум юрлицам и четырем ИП.

В августе 2019 г. в суд поступило заявление ООО «ФлипАрт» о признании «Фармимпульса» банкротом по упрощенной процедуре на основании судебного приказа по делу № А41-55380/2019 о взыскании с должника 306 тыс. руб. по договору клининговых услуг. Арбитражный суд г.

Москвы принял заявление, конкурсным управляющим должника стал Григорий Погосян, который далее оспорил сделки по перечислению «Фармимпульсом» денег в пользу «ЦВ “Протек”».

Конкурсный управляющий ссылался на отсутствие у него документации, подтверждающей реальность отношений, в рамках которых совершались оспариваемые сделки и платежи по ним.

Суд согласился с доводами заявителя о мнимости договоров цессии, по которым производились платежи должником в пользу своего контрагента, и взыскал с ответчика в конкурсную массу более 289 млн руб. Это решение поддержали апелляционный и кассационный суды.

АО «ЦВ “Протек”» направило кассационную жалобу в Верховный Суд. Изучив дело, Судебная коллегия по экономическим спорам ВС заметила, что общество, представляя суду доказательства реальности переданных прав требования и отчуждения их должнику по номинальной стоимости, указывало на отсутствие расхождения собственной воли с волеизъявлением при заключении и исполнении оспариваемых сделок.

Однако нижестоящие инстанции не просто не дали оценку доводам и доказательствам, на которые ссылался ответчик, но восприняли сами доказательства равноценности, представленные им с целью исключить сомнения при разрешении вопроса об отсутствии у сделок соответствующих пороков, как доказательства аффилированности без установления каких-либо критериев связанности должника и ответчика.

Суды также не определили, воля какой из сторон сделок не была свободна по причине «фактической аффилированности», кто из участников сделки оказал влияние на контрагента и как.

Одновременно, как пояснил ВС, они пришли к выводу о том, что фактическая аффилированность свидетельствует о недобросовестности сторон сделки.

Вопреки их выводам, уступка требования по его номинальной стоимости не является ни признаком аффилированности, ни тем более обстоятельством, как-либо порочащим волю по оспариваемым сделкам. Выводы судов об обратном не основаны на законе, подчеркнул ВС.

«Сама по себе аффилированность сторон сделки, равно как и то, что результат сделки не может быть принят в качестве актива, увеличивающего собственные средства должника, не свидетельствуют о мнимости сделки или недобросовестности ее сторон. Доказательств того, что оспариваемые сделки должны быть заключены по иной цене, не представлено.

Возможные недостатки в исполнении сделки также не свидетельствуют о ее мнимости.

Обществом “ЦВ “Протек” представлены доказательства уведомления дебиторов о состоявшейся уступке права требования, а два индивидуальных предпринимателя обратились в суд округа с жалобами на состоявшиеся судебные акты, подтвердив факт извещения о состоявшейся уступке и указав на надлежащее исполнение именно должнику», – заметил Верховный Суд.

Тем не менее эти доводы были отклонены без соответствующего исследования и отражения в судебных актах, заметил ВС, добавив, что суды необоснованно применили к оспариваемым сделкам норму о мнимости ввиду отсутствия каких-либо доказательств отличия действительной воли «ЦВ “Протек”» от той, которая была выражена им в условиях сделок.

Более того, заметил Суд, в отношении конкурсного оспаривания сделок практикой выработан подход о том, что квалификация противоправной сделки по ст. 10, 168 ГК РФ возможна лишь в случае выхода обстоятельств ее совершения за рамки признаков подозрительной сделки и, в частности, ст. 61.2 Закона о банкротстве.

Необходимым условием для признания сделки должника недействительной по п. 1 ст. 61.2 Закона о банкротстве является неравноценное встречное исполнение, в то время как для применения п. 2 этой статьи нужно доказать причинение сделкой вреда кредиторам, который и был известной сторонам оспариваемой сделки целью ее совершения.

В этом деле суды не установили факт причинения оспариваемыми сделками вреда, не изучили вопрос равноценности встречного исполнения.

Они не разделяли 40 оспариваемых сделок (73 платежа) по датам совершения, не анализировали состояние должника в момент совершения каждой сделки, не изучали вопросы ликвидности полученных должником требований и не оценивали результаты совершения каждой сделки.

Верховный Суд добавил, что «ЦВ “Протек”» настаивает на совершении сделок в условиях осуществления должником прибыльной хозяйственной деятельности (его выручка в 2016 г. составила 2,5 млрд руб., в 2017 г. – 2,6 млрд руб., в 2018 г. – 1,6 млрд руб.

) и указывает на образование перед кредиторами задолженности, включенной в реестр требований кредиторов должника, уже после осуществления оспариваемых сделок. Соответственно, судам для надлежащего разрешения спора стоило установить момент возникновения признаков неплатежеспособности должника.

При отсутствии кредиторов, чьи требования сопоставимы с размером оспариваемых сделок, намерение причинить им вред у должника или у его контрагента возникнуть не может.

«В итоге судами при рассмотрении настоящего спора не установлены ключевые элементы составов недействительности как предусмотренные специальными основаниями, применение которых суды необоснованно проигнорировали, так и некорректно примененными правилами о мнимости», – заметил ВС, отменив решения нижестоящих инстанций и вернув дело на новое рассмотрение в АСГМ.

Управляющий партнер юридической компании «ЮКО» Юлия Иванова полагает, что Верховный Суд обобщил ранее сформулированные подходы к оспариванию в процедуре банкротства сделок должника.

«Изначальная цель оспаривания сделок должника состоит в защите интересов добросовестных кредиторов посредством устранения негативных последствий сделок: в пополнении конкурсной массы за счет неправомерно отчужденного имущества; в уменьшени притязаний к ней; в выравнивании положения всех кредиторов с целью равного и наиболее полного удовлетворения их требований.

Например, в силу п. 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве для признания сделки недействительной по данному основанию необходимо, в частности, чтобы в результате совершения сделки был причинен вред имущественным правам кредиторов. При отсутствии такого негативного последствия сделки в удовлетворении заявления о ее оспаривании следует отказать.

Поэтому в рассматриваемом определении ВС РФ вполне логично отметил, что при отсутствии на момент совершения должником сделки требований кредиторов, которые не были впоследствии погашены, в принципе отсутствует цель оспаривания», – заметила она.

Также, по словам эксперта, ВС в очередной раз напомнил о необходимости разграничения квалификации противоправных сделок должника по общегражданским основаниям (ст. 10, 168 ГК РФ) и специальным основаниям, предусмотренным ст. 61.2, 61.3 Закона о банкротстве.

«Специальные составы недействительных сделок имеют приоритет перед предусмотренными гражданским законодательством. Применение норм гражданского законодательства для обоснования недействительности сделки возможно только в том случае, если обстоятельства их незаконности выходят за пределы специальных составов.

При этом отдельные признаки недействительности сделки, предусмотренные специальными составами, нельзя использовать для оспаривания по общегражданским основаниям, если отсутствует полная совокупность признаков специального состава. В рассматриваемом деле нижестоящие суды ошибочно использовали отдельные признаки сделки по п. 2 ст. 61.

2 Закона о банкротстве для квалификации действий сторон по п. 1 ст. 170 ГК РФ», – пояснила Юлия Иванова.

Она назвала интересным произведенное ВС разграничение мнимых (п. 1 ст. 170 ГК) и подозрительных сделок (п. 2 ст. 61.2 Закона о банкротстве). «При совершении мнимой сделки реальная воля обеих сторон не направлена на реальное ее совершение и достижение правовых последствий. Реальное исполнение условий сделки влечет наступление правовых последствий и исключает ее квалификацию как мнимую.

В рассматриваемом деле имели место обстоятельства, свидетельствующие о создании сторонами реальных правовых последствий договора уступки прав требования, что исключало признание сделки мнимой. Между тем при совершении подозрительной сделки стороны как раз имеют намерение создать определенные правовые последствия, что не позволяет применить к ней признаки мнимости», – подчеркнула эксперт.

Управляющий партнер МКА TA lex Андрей Торянников заметил, что в этом деле ВС разбирался в вопросе оспаривания значительного количества платежей, совершенных в преддверии банкротства по договорам цессии, и отказался признать их недействительность.

«В соответствии со специальными нормами Закона о банкротстве, на основании которых производилось оспаривание сделок, необходимо доказать намерение участников сделки причинить вред кредиторам должника.

ВС особо указал на то, что конкурсное оспаривание может осуществляться в интересах только тех кредиторов, требования которых существовали к моменту совершения оспариваемой сделки. Необходимо отметить, что в этом деле банкротство должника было инициировано в 2019 г.

по упрощенной процедуре с размером долга чуть более 300 тыс. руб., а должник в предшествующие три года показал значительную прибыль (5,1 млрд руб. за указанный период)», – заметил он.

Суд подчеркнул, что при отсутствии кредиторов, чьи требования сопоставимы с размером оспариваемых сделок, намерение причинить им вред у должника или у его контрагента возникнуть не может, добавил эксперт. «Иные основания для отмены судебных актов, на которые указал ВС, встречались в судебной практике и ранее.

Интересно, что в тот же день, когда ВС рассмотрел настоящий спор, Экономколлегия в том же составе приняла аналогичное решение по спору со схожими обстоятельствами (Определение ВС РФ № 305-ЭС22-20515 от 8 февраля 2023 г. по делу № А40-118601/2020).

При этом АО “ЦВ “Протек” также смогло добиться отмены решений нижестоящих судов», – отметил Андрей Торянников.

Процессуальные аспекты реализации прав нового кредитора по уступленным требованиям

магистр частного права,
адвокат юридической компании
«Юков, Хренов и Партнеры»

В соответствии с положениями ст. 48 Арбитражного процессуального кодекса РФ от 24 июля 2002 г. № 95-ФЗ (ред. от 19.07.2009, далее по тексту — АПК РФ)1 уступка требований является одним из оснований процессуальной замены стороны арбитражного процесса ее правопреемником.

По общему правилу процессуальное отношение безусловно следует материальному основанию.

Как показала практика, в отношении уступки прав требования ситуация несколько иная — здесь решение вопроса процессуального правопреемства зачастую непосредственным образом определяет возможность реализации материально-правового требования участника правоотношения (нового кредитора).

Состоявшийся переход права как основание процессуального правопреемства

В соответствии с ч. 1 ст. 48 АПК РФ «в случаях выбытия одной из сторон в спорном или установленном судебным актом арбитражного суда правоотношении (реорганизация юридического лица, уступка требования, перевод долга, смерть гражданина и другие случаи перемены лиц в обязательствах) арбитражный суд производит замену этой стороны ее правопреемником и указывает на это в судебном акте».

Выбытие стороны правоотношения происходит в том случае, если право требования перешло от первоначального кредитора к цессионарию, в связи с чем основным условием осуществления процессуальной замены является состоявшийся переход права. При этом следует помнить, что момент заключения соглашения об уступке далеко не всегда совпадает с моментом фактической передачи права.

Поскольку на практике передача прав не требует оформления дополнительных, помимо соглашения об уступке, документов, при решении вопроса о процессуальном правопреемстве в первую очередь подлежат изучению условия соглашения об уступке на предмет установления момента перехода права. Если условия соглашения позволяют четко

установить этот момент, дополнительные подтверждения состоявшейся уступки (как-то: фактическая передача подтверждающих уступленное право документов, осуществление оплаты цессионарием уступленного права и т. п.) не требуются.

Так, в определении от 30.09.

2009 № ВАС-12124/09 по делу № А05-7003/2008 об отказе в передаче дела в Президиум, Высший Арбитражный Суд РФ отклонил довод должника об отсутствии доказательств, подтверждающих передачу цедентом права требования по договору цессии и удостоверяющих данное право документов, так как по условиям договора цессии переход права требования осуществляется с момента подписания договора сторонами. При этом ВАС РФ подчеркнул, что составление актов передачи права требования действующим законодательством, договором не предусмотрено, а уклонение цедента от передачи цессионарию документов, удостоверяющих переданное последнему право требования, не свидетельствует о том, что данное право не перешло к цессионарию.

Тем не менее в судебной практике имеются и обратные примеры. Так, в постановлении ФАС Московского округа от 15.10.

2009 № КГ-А41/9457-09-Б по делу № А41-19066/08, направляя дело о процессуальном правопреемстве на новое рассмотрение, суд кассационной инстанции указал, что суд не проверил такие обстоятельства, имеющие значение для правильного разрешения вопроса о правопреемстве, как факт передачи кредитором другому лицу документов, удостоверяющих право требования.

Уступка права требования по договору займа

Михаил Григорьевич Розенберг, член Президиума и арбитр Международного коммерческого Арбитражного Суда при ТПП РФ, доктор юридических наук, профессор.

В публикуемом материале рассматривается дело из практики МКАС при ТПП, в котором суду пришлось изучить помимо вопросов, связанных непосредственно с неисполнением обязательств, вытекающих из договора займа, весьма интересную проблему, касающуюся правомерности уступки права требования по этому договору. В частности, особый интерес приобретает толкование соответствующих норм главы 24 ГК РФ.

Дело N 19/2004, решение от 24.03.2005

1. В соответствии с соглашением сторон процесса разбирательство дела осуществлялось на английском языке, а решение и постановления МКАС вынесены на русском языке.
2. При наличии Соглашения об уступке прав требования по Договору займа, содержащему арбитражную оговорку о разрешении споров в МКАС при ТПП РФ, к новому кредитору переходят также права, вытекающие из арбитражного соглашения этого договора.
3. К компетенции МКАС не относится рассмотрение вопросов о действительности и вступлении в силу Соглашения об уступке прав и Рамочного соглашения, целями исполнения которого должно было служить Соглашение об уступке прав требования. При этом учтено, что ответчик не является стороной этих актов и что в них предусмотрены оговорки о разрешении споров в других третейских судах.
4. Отклонены процессуальные ходатайства ответчика о приостановлении и отложении слушания дела, поскольку признано, что для этого отсутствуют правовые основания и ходатайства имеют целью затянуть процесс.
5. На основании норм российского законодательства, применимого по соглашению сторон Договора займа к их отношениям, отвергнуты утверждения ответчика о недействительности договора.
6. Признав, что на основании Соглашения об уступке прав состоялась передача фирме, предъявившей иск, прав из Договора займа, состав арбитража пришел к выводу, что иск предъявлен надлежащим истцом.
7. Допущенные ответчиком задержки в изменении и дополнении его возражений послужили в соответствии с предписаниями Регламента МКАС основанием для признания нецелесообразности удовлетворения его ходатайств.
8. Удовлетворив требования истца о взыскании с ответчика суммы основной задолженности, процентов за пользование заемными средствами и процентов за просрочку платежа, состав арбитража согласился с доводами ответчика о необоснованном завышении истцом требования о возмещении понесенных им издержек в связи с ведением процесса и удовлетворил это требование в сумме, признанной составом арбитража разумной.

Иск был предъявлен нидерландской фирмой (истец) к российской организации (ответчик) в связи с неисполнением обязательства по погашению суммы долга по Договору займа, заключенному ответчиком с ирландской фирмой 31 марта 2000 г.

, права требования по которому были переданы ирландской фирмой истцу по Соглашению об уступке права требования от 22 ноября 2002 г. О факте уступки ему права требования по этому Договору займа истец уведомил ответчика письмом от 14 июля 2003 г., направив также 14 августа 2003 г.

по запросу ответчика заверенную копию Соглашения от 22 ноября 2002 г.

Требования истца включали: погашение суммы основной задолженности, уплату предусмотренных договором от 31 марта 2000 г. процентов и процентов за просрочку платежа, а также возмещение расходов по уплате арбитражного сбора и издержек, связанных с ведением арбитражного процесса.

Ответчиком был заявлен ряд процессуальных ходатайств: о приостановлении производства по делу и об отложении слушания дела, которые были отклонены составом арбитража.

Ответчик, в частности, оспаривал действительность как Соглашения об уступке права требования, на основании которого истцом к нему предъявлен иск, так и заключенного истцом с первоначальным кредитором Рамочного соглашения, целям исполнения которого должно было служить Соглашение от 22 ноября 2002 г.

При этом он ссылался на предъявленные иски в государственном арбитражном суде по месту его нахождения как им самим, так и организацией, являющейся его акционером, а также на его иск, находящийся на рассмотрении в Лондонском международном третейском суде.

Правовые основы уступки права (требования)

Статья опубликована в журнале «Актуальная бухгалтерия» май 2009

Автор статьи: О.С. Ястребкова, юрисконсульт компании «Кузьминых, Евсеев и партнеры»

Экспертиза статьи: А.Ю. Серков, служба Правового консалтинга ГАРАНТ, юрисконсульт

Если должник в течение определенного периода не исполняет свои обязательства по оплате, а кредитору деньги нужны срочно, то можно продать свое право требования. Вырученная сумма будет меньше, нежели предусмотренная по первоначальному договору. Однако деньги вы получите здесь и сейчас. Как правильно оформить продажу права требования?

Операция, в ходе которой лицо, имеющее определенное право (требование) из какого-либо обязательства (кредитор), передает (уступает) его другому лицу, именуется уступкой права (требования). Замена кредитора может совершаться как по волеизъявлению сторон, так и в силу закона.

Это два самостоятельных основания перехода прав кредитора к другому лицу, порядок осуществления которого регламентируется нормами главы 24 Гражданского кодекса, параграф 1 «Переход прав кредитора к другому лицу».

В нашей статье речь пойдет именно о сделке (уступке права (требования)), которую еще именуют цессией. Следует отметить, что в Кодексе не дано описания этой сделки, подобного тому, что дается в отношении других договоров, а потому нет ответов на многие вопросы, возникающие на практике.

В связи с этим, важную роль в правоприменительной практике играет толкование арбитражными судами норм, регулирующих отношения, связанные с уступкой.

Права по каким сделкам можно уступать?

Гражданский кодекс и судебная практика исходят из того, что практически любое обязательство может стать предметом уступки. Среди обычных договоров поставки, подряда, услуг рассматриваются также обязательства вследствие неосновательного обогащения, право на возмещение убытков  и т. д.

Однако для некоторых случаев Гражданским кодексом предусмотрен прямой запрет на совершение сделок уступки права (требования) (1). Во-первых, это права, которые непосредственно связаны с личностью кредитора. А  во-вторых, обязательства, в которых личность кредитора имеет значение для должника.

Судебная практика конкретизирует эти общие случаи запретов, относя к таковым, например, запрет на передачу прав по договору простого товарищества без согласия остальных товарищей, если только договор к моменту уступки не прекратил свое действие (2).

И это вполне понятно, ведь совместная деятельность обусловлена доверительными отношениями лиц, вступивших в товарищество.  Также это случаи, когда договор заключен на торгах – при проведении конкурса, аукциона.

Известны ситуации, когда суд признает ничтожной состоявшуюся уступку, поскольку права кредитора в данном случае неразрывно связаны с его личностью и не могут быть переданы по цессии (3).

———

(1) ст. 383, п. 2 ст. 388 ГК РФ