Совет Госдумы 14 июля одобрил пакет законопроектов, который вносит изменения в Семейный кодекс РФ. Среди них — проект, ограничивающий изъятие детей из семьи без решения суда. Сейчас есть способы сделать это внесудебно — по решению органов местного самоуправления или акта о безнадзорности, составленного полицией. 

Руководители благотворительных организаций, работающих с проблемой сиротства, рассказали ТД, как в России сейчас происходит процедура изъятия детей из семей и почему новый законопроект не только не решит существующие проблемы, но и может усугубить ситуацию.

Перед началом рассмотрения по существу иска органов опеки об ограничении прав родителей Антон Новодережкин / ТАСС

Замаскированное изъятие

Регламентирует изъятие детей из семей в России статья 77 Семейного кодекса (отобрание ребенка при непосредственной угрозе жизни или здоровью).

 Согласно ей, социальные работники могут изъять детей без решения суда, если получат подписанный акт от органов исполнительной власти или главы муниципалитета.

Но специалисты из НКО указывают, что органы опеки пользуются и другими методами для отбирания детей из семей.

По словам руководителя благотворительной организации «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Елены Альшанской, изъятий по 77-й статье немного, опека часто обходит ее, потому что работать по ней сложно: нужно уведомить об этом прокуратуру и за семь дней собрать в суд пакет документов, чтобы лишить родителей прав или ограничить в них. То есть если опека отобрала ребенка, она обязана лишить родителей прав или ограничить их. Отсюда еще одна причина — органам опеки бывает сложно оценить ситуацию на месте. 

«Сотрудники приходят [домой к семье] и объективно понимают, что не могут за один визит, который длится иногда 20 минут, ну даже если несколько часов, принять решение, действительно ли нет альтернатив и нужно будет потом лишать прав или ограничивать в правах родителей», — говорит Альшанская.

Поэтому органы опеки и попечительства часто используют другие механизмы вместо отбирания. Например, приходят к семье с полицией. И, если принять однозначное решение не получается, полиция составляет акт о выявлении безнадзорного. «Хотя эта ситуация, мягко говоря, на грани фола, потому что никакого безнадзорного при наличии родителей не может быть», — замечает Альшанская.

Также, говорит Елена, повсеместно встречаются случаи, когда родителей вынуждают написать заявление о добровольном размещении ребенка в приюте.

 Ее слова подтверждает директор оренбургского благотворительного фонда «Сохраняя жизнь» Анна Межова.

Фактически перед родителями ставят выбор, объясняет она: либо они подписывают бумаги о добровольном размещении детей в приюте, либо начнется процедура по изъятию детей и лишению родительских прав.

«По факту это не добровольное обращение семей за помощью к государству, а изъятие, оформленное как неизъятие. Это вызывает у людей протест. Надо называть вещи своими именами», — говорит Межова.

Она также указывает на опасность подобных действий опеки в случаях, когда ребенка действительно необходимо забрать из семьи из-за реальной угрозы его жизни и здоровью. «Возьмем, допустим, пьющих родителей, которые жестоко обращаются с ребенком.

Опека их сегодня уговорит отдать ребенка в приют, а завтра они заберут его обратно и изобьют в пьяной драке», — приводит пример она.

В итоге, заключила Альшанская, отбираний детей из семей на основании 77-й статьи не так уж и много. А изъятий, которые проходят по документам как выявление безнадзорного или добровольное размещение в приюте, «полно». «Но именно потому, что они не выглядят как отбирания, мы не можем подсчитать, сколько их на самом деле», — комментирует эксперт.

Нет понятийного аппарата

Даже если отбирание детей происходит по 77-й статье, говорят эксперты, часто оно нарушает права ребенка и не учитывает его интересы.

Проблема в первую очередь в отсутствии понятийного аппарата, говорит исполнительный директор фонда «Измени одну жизнь» Яна Леонова.

В законе, объясняет она, прописывается только то, что опека может усмотреть угрозу для жизни ребенка и принять решение о его изъятии из семьи.

«Но что такое принятие решения в интересах ребенка? Как именно должно выглядеть уклонение от выполнение родительских обязанностей или злоупотребление родительскими правами? Что такое непосредственная угроза жизни и здоровью? Каким образом надо определять, что ребенку грозит смерть в течение конкретного времени? Где эти процедуры, которые позволят определять такие категории? Их нет», — говорит Леонова. 

По словам Леоновой, пока эти процедуры не прописаны, специалисты органов опеки и попечительства зачастую ориентируются на свои представления и личный опыт.

«Плохой достаток, необычный быт, старенькая одежда, плохая успеваемость и поведение ребенка в школе не могут быть основанием для отбирания ребенка. Это является основанием для исследования ситуации и создания плана помощи семье.

К сожалению, мне известны случаи, когда органы опеки не реагируют на тревожные сигналы, потому что “дом красивый, на кухне чисто, дети одеты нормально”», — комментирует собеседница ТД.

Нет социальной поддержки семей

Все опрошенные эксперты сошлись во мнении, что действующее законодательство работает однонаправленно — на изъятие детей, а не на профилактику семей, столкнувшихся с трудностями.

«Если опека приняла решение об отбирании ребенка по какой бы то ни было причине, она будет подавать в суд на ограничение или лишение прав родителей, потому что того требует закон. Это не выбор опеки, не индивидуальное рассмотрение каждой ситуации, это просто формальная обязанность», — высказалась Альшанская.

Сама процедура отбирания весьма жестокая, беспощадная и к матери, и к детям, считает Леонова. По ее мнению, даже если ситуация была угрожающей жизни и здоровью детей, ребенок имеет право на объяснения, куда и почему он уезжает, почему это произошло.

«И в острых ситуациях, когда взрослые в семье ведут себя неадекватно и представляют угрозу не только для ребенка, но и для специалистов, ребенок заслуживает очень деликатного объяснения и разговора в спокойной обстановке.

Нашумевшие истории отбирания всегда выглядят одинаково: там бьются взрослые со взрослыми, а на детей не обращают внимания», — рассказала Леонова. 

В идеальном варианте, говорит она, процедура изъятия должна проходить в максимально щадящей обстановке. Ребенку нужно объяснить все происходящее максимально понятно и деликатно. «Первое, что должен сделать специалист, — связаться с родственниками или близкими семьи, чтобы ребенок мог провести какое-то время со знакомыми людьми», — сказала Леонова.

Поможет ли новый законопроект решить проблемы?

«Многолетняя практика применения статьи 77 Семейного кодекса РФ нередко свидетельствует о произвольном вмешательстве органов власти в дела семьи, от чего страдают как дети, так и родители (усыновители, опекуны)», — говорится в пояснительной записке к законопроекту. По предложению его авторов дела об изъятии детей при угрозе их жизни и здоровью должны рассматриваться судом в ускоренном режиме — в течение 24 часов с момента поступления заявления от органов опеки или от полиции. Заседания будут проходить в закрытом режиме.

Альшанская поддержала идею судебного подтверждения изъятия детей, но отдельно подчеркнула, что в новом законопроекте остался неизменным семидневный срок, за который органы опеки должны подготовить документы к судебному заседанию.

По ее мнению, этого недостаточно, чтобы собрать исчерпывающую информацию и провести полноценное социальное расследование о семье.

 «То есть это опять однонаправленное движение на вывод ребенка из семьи, без варианта работать на возвращение, оказывать помощь и вообще объективно принимать решение в нормальный срок, разобравшись в ситуации», — прокомментировала она. 

«Судебное решение об отбирании детей — это мировая практика. Только основывается это решение на очень объемном исследовании ситуации специалистами. Пока у нас нет такой картины, суд, вероятно, будет принимать решение, исходя из своего представления о том, как все должно быть», — поддерживает Альшанскую Леонова.

Она также считает, что авторы законопроекта пытаются некомплексно решить многогранный вопрос: в нем по-прежнему не прописаны особые компетенции представителей полиции, специалистов органов опеки и попечительства, нет алгоритмов изъятия и возможного перечня оснований, не предложена система помощи семье, которая находится в сложной ситуации.

Новый законопроект не изменит ситуацию кардинально, считает Межова. Все будет работать точно так же, «только окончательное решение останется за судами», говорит она. Межова указала, что без хорошего адвоката семьи просто не смогут самостоятельно собрать доказательства того, что «они не такие уж безнадежные». А найти хорошего специалиста в короткий срок невозможно.

«Будет только хуже. Сейчас-то оспаривать решения администраций удается с большим трудом. А когда это будет в виде решений судов, то станет намного сложнее.

В случае изъятия ребенка из семьи это [решение суда] будет ставить практически крест на его возвращении.

Нам нужны не популистские, быстрые решения, которые защитят больше опеку и государство, а взвешенная и продуманная система, которая работала бы на восстановление кровных семей, на раннюю помощь и профилактику кризисных семей», — заключила Межова.

Что необходимо изменить?

Нужно выстроить систему, которая будет тактично и аккуратно разбирать все жалобы, «чтобы органы опеки, с одной стороны, серьезно относились к сигналам о жестоком обращении с ребенком, а с другой — не забирали ребенка во всех ситуациях, которые показались им неправильными, странными», —считает Альшанская. Она добавляет, что причиной отбирания ребенка должно стать только жестокое обращение, насилие со стороны родителей. Неблагоприятные условия жизни или низкий достаток семьи — это сигнал о том, что она нуждается в социальной поддержке.

«Любое вторжение в семью — это сильнейший стресс для всех сторон процесса, — говорит Леонова. — Минимизировать его — одна из основных задач специалистов, которые приходят. В идеальной картине в семью может входить человек, обладающий особыми навыками, компетенциями и полномочиями, который действительно намерен помочь ей справиться с трудностями». 

По мнению Межовой, должен быть определен порядок не только изъятия детей из семей, но и план работы с семьей. Она указывает: семья не сразу становится кризисной и чем раньше начать с ней работу, тем лучше.

«Закон не должен быть однобоким, говорящим только о порядке изъятия. Для нас главное — не изъять детей, а чтобы такие случаи были редкостью и исключением. Нужен большой закон об опеке и попечительстве, который включит в себя все нюансы работы», — заключает Межова.

Законопроект об ограничении изъятия детей из семьи: как он будет работать

В начале июля в Государственную Думу был внесен пакет поправок, которые призваны ограничить внесудебный порядок изъятия детей из семьи.

Предлагаемые нормы направлены на обеспечение конституционных положений о защите семьи, создание условий для достойного воспитания детей в семье.

Сейчас над законопроектом работает профильный Комитет по государственному строительству и законодательству, рассмотреть его предполагается в осеннюю сессию.

https://www.youtube.com/watch?v=DYT6Of15Dlg\u0026pp=ygVx0J3QvtCy0YvQuSDQt9Cw0LrQvtC90L7Qv9GA0L7QtdC60YIg0LjQt9C80LXQvdGP0Y7RidC40Lkg0L_RgNCw0LLQuNC70LAg0LjQt9GK0Y_RgtC40Y8g0LTQtdGC0LXQuSDQuNC3INGB0LXQvNGM0Lg%3D

В адрес редакции официального сайта ГД и социальных сетей поступают многочисленные вопросы с просьбой разъяснить положения законопроекта. Вместе с пресс-службой профильного комитета отвечаем на наиболее частые из них.

Угроза
ребенку — что это значит и кто будет определять ее наличие?

Законопроект разработан в целях защиты семьи,
создания условий для достойного воспитания детей в семье. Новые нормы направлены
на ограничение внесудебного порядка отобрания детей из семьи.

Предлагается передать вопрос отобрания
ребенка (при непосредственной угрозе его жизни или здоровью) из компетенции
органов опеки и попечительства в компетенцию суда.

По поводу оснований для подачи заявления в суд об отобрании ребенка необходимо отметить следующее. Условия, в которых
находится ребенок, должны свидетельствовать о явной угрозе его жизни и здоровью.

То есть – о реальной возможности
наступления негативных последствий в виде смерти, причинения серьезного вреда его
физическому или психическому здоровью вследствие поведения родителей (одного из них) либо иных лиц, на попечении которых ребенок находится.

Речь, в частности,
идет об отсутствии ухода за ребенком, отвечающего его физиологическим
потребностям в соответствии с возрастом и состоянием здоровья.

Например, высокая
степень физического истощения ребенка и непредоставление ему в течение
длительного времени воды, питания, отсутствие ухода за грудным ребенком либо
оставление его на длительное время одного, без присмотра. Реальная степень
опасности для ребенка должна определяться в каждом конкретном случае с учетом
возраста, состояния здоровья, а также иных обстоятельств его проживания.

По законопроекту
орган опеки и попечительства или орган внутренних дел, получившие сообщение о нахождении ребенка в опасной ситуации, должны немедленно проверить эти обстоятельства.
И, если по их мнению такая опасность действительно существует, то передать все
необходимые доказательства в суд.

Суд в заседании с участием прокурора,
родителей ребенка, самого ребенка (при возможности для него принять участие), а также при необходимости – иных заинтересованных лиц (родственников, психологов
и т. п.) решает вопрос о возможности или невозможности дальнейшего нахождения
ребенка в данном месте.

Здесь важен индивидуальный
подход и оценка совокупности всех обстоятельств той или иной тяжелой ситуации.

Отметим, что
сейчас вопрос об отобрании ребенка из семьи относится к компетенции органов
опеки.

Основанием для этого нередко является отсутствие нужных или наличие просроченных
продуктов питания в холодильнике, нехватка игрушек у ребенка, отсутствие
отдельной комнаты, громкий плач малыша, оставление малолетнего с бабушкой и дедушкой, наличие синяков на теле ребенка и т. п. Немало примеров того, когда
малообеспеченные семьи обращались за денежной помощью в государственные и муниципальные органы, чем привлекали внимание органов опеки и попечительства, и становились жертвами применения статьи 77 Семейного кодекса, которая позволяет этим
органам немедленно изъять ребенка из семьи. Решение принимается ими
самостоятельно. А родственники потом могут оспаривать действия органов опеки в суде.

Кто
и по каким признакам будет решать, что есть риск наступления смерти ребенка в течение нескольких часов?

Напомним, что основания
часть норм законопроекта посвящена судебной процедуре отобрания ребенка. В основе
этих норм заложена идея – спасти ребенка. Меры
по немедленному внесудебному отобранию носят чрезвычайный характер. Их применение
возможно только в исключительных случаях, не терпящих отлагательств.

Если
смерть ребенка может наступить в течение нескольких часов, орган опеки и попечительства с участием прокурора и органа внутренних дел может произвести
отобрание. То есть процедура будет коллегиальной — помимо органа опеки будет
присутствовать и прокурор, и представитель органа внутренних дел.

В настоящее время
вопросы немедленного отобрания ребенка решаются индивидуально органом опеки.
Прокурор при этом лишь уведомляется об отобрании. Он не присутствует на месте и не может непосредственно оценить ситуацию, в которой находится ребенок.

К сожалению, при такой процедуре случается, что изъятие ребенка не имеет под
собой оснований реальной угрозы его жизни или здоровью, или более того, связаны
с нежеланием оказать социальную поддержку многодетным семьям, семьям,
нуждающимся в улучшении жилищных условий или оказавшихся в тяжелой жизненной
ситуации.

Риск
смерти в течение нескольких часов — это сколько? Если есть риск смерти в течение нескольких дней — от недоедания, например — это подпадает под
«несколько часов»?

Законопроектом
предполагается оперативная оценка ситуации, которая сложилась в каждой
конкретной семье. Здесь важен индивидуальный подход и изучение совокупности
всех обстоятельств той или иной тяжелой ситуации.

Например, серьезное
физическое истощение малолетнего ребенка в течение длительного времени
находящегося без присмотра.

Конечно, сам по себе факт отсутствия продуктов в холодильнике не может быть таким обстоятельством, он должен быть оценен в совокупности с другими фактами.

Как
родителям успеть подготовиться к суду, если его проводят в течение 24 часов?
Как успеть найти подходящего адвоката за это время?

Прежде всего, надо понимать, что речь идет
о жизни ребенка. Степень социальной опасности ситуации высока. Поэтому предлагаются
такие сроки.

Заявление об отобрании ребенка
рассматривается в судебном заседании с обязательным участием представителя органа опеки и попечительства,
прокурора, родителей, других заинтересованных лиц (психолога, педагога и др.) и самого ребенка.

При этом в суде будет решен вопрос не об ограничении родительских прав и всеми вытекающими из этого последствиями, а только вопрос факта – может ли ребенок в сложившейся ситуации безопасно находиться дома. Лишение или
ограничение родительских прав – это другой вопрос, который будет
рассматриваться в отдельном процессе. На это обращается особое внимание.

Родители вправе нанять адвоката. В этом им
может быть оказана необходимая помощь. Надо обратить внимание, что по действующей процедуре наличие адвоката не предполагается в принципе –
немедленное отобрание происходит вообще без санкции суда.

К примеру, сокращенные сроки
процессуальных действий также предусмотрены в уголовном процессе — в отношении подозреваемого, задержанного при наличии явных следов
совершения преступления.

Почему
суд закрытый?

Разбирательство
в закрытом судебном заседании должно обеспечивать неприкосновенность частной жизни граждан. Например,
сейчас по ГПК РФ всегда в закрытых процессах рассматриваются дела, связанные с усыновлением (удочерением) ребенка.

Если бы заседание было публичным, то в зале могли бы
присутствовать посторонние лица, т. е. публика или СМИ. А это может негативно
сказаться на состоянии ребенка, особенно если его психика и так была
травмирована опасной ситуацией. Кроме того, это может повлечь
разглашение информации о частной жизни.

Как
можно будет оспорить решение суда?

Решения могут быть
обжалованы в общем порядке – то есть в апелляции, кассации, и в порядке
надзора. Так, например, в соответствии со ст. 320.

1 ГПК РФ решение районного суда может быть обжаловано в апелляционном порядке в верховный суд республики, краевой, областной суд, суд
города федерального значения, суд автономной области, суд автономного округа.

Жалоба
подается в течение месяца со дня принятия решения судом первой инстанции.

Поскольку
судебное разбирательство будет проходить с участием прокурора, он также сможет оспорить
решение суда, если посчитает, что интересы ребенка не соблюдены. Таким образом,
вариантов защиты в соответствии с законопроектом становится больше, а не меньше.

Правда ли, что законопроект сделает возможным срочное изъятие детей из семьи по любым
причинам?

Нет, наоборот, законопроект предусматривает существенное
ограничение возможных злоупотреблений со стороны органов опеки и попечительства в вопросах изъятия детей из семьи, которые в настоящее время, к сожалению, нередки. В суде должны быть представлены и исследованы все доказательства
и обоснования того, что действительно существует непосредственная угроза жизни ребенка или его здоровью.

Сейчас же решения об изъятии принимаются органами опеки и попечительства
самостоятельно, по их усмотрению, без учета мнения
родителей, прокурора, органа внутренних дел, психолога, иных заинтересованных
лиц.

Если
заглянуть в отечественную историю, в семейном законодательстве СССР (Основы
законодательства Союза ССР и союзных республик о браке и семье 1968 года,
Кодекс о браке и семье РСФСР 1969 года)была
установлена именно судебная процедура отобрания детей, независимо от лишения
родительских прав – в случае, если ребенок находился в опасности. А в исключительных случаях — при непосредственной угрозе жизни и здоровью ребенка —
орган опеки и попечительства мог самостоятельно принять решение о немедленном
отобрании ребенка, лишь уведомив прокурора, и обратившись впоследствии в недельный срок с иском в суд о лишении родительских прав.

Похожую
процедуру предлагается закрепить сейчас, но еще больше ограничив усмотрение
опеки.

Указывается, что немедленное отобрание ребенка органами опеки может
производиться только при участии
прокурора и органа внутренних дел — при наличии оснований полагать, что смерть
ребенка может наступить в течение нескольких часов. То естькогда промедление может
привести к неминуемой гибели ребенка.

Как
будут наказывать чиновников из органов опеки, превышающих свои полномочия?

Предлагаемые нормы уменьшают возможные
«превышения» и злоупотребления
полномочиями. Нормы направлены на защиту прав ребенка. Если все‑таки чиновники
нарушают закон, то на них распространяются все общие меры ответственности,
предусмотренные законодательством. Они должны будут возместить вред,
причиненный незаконными действиями, т.

 е. к ним будут применены меры гражданско-правовой
ответственности. Также дисциплинарная ответственность – вплоть до увольнения. Возможна и уголовная ответственность – за халатность в соответствии со ст. 293 УК РФ. Если же в результате
незаконных действий органов опеки ребенок погибнет, то наказание — лишение
свободы до пяти лет.

Материнская плата: как детей будут спасать от родителей

Член комитета Совфеда по конституционному законодательству и государственному строительству Елена Мизулина сообщила, что готовит поправки в Семейный кодекс, которые вводят дополнительные меры защиты детей.

Они коснутся, в частности, процедуры изъятия детей из семьи — если раньше сразу за этим следовал иск в суд о лишении родительских прав, то теперь будет возможно предварительное разбирательство. Кроме того, поменяются основания, по которым можно отобрать ребенка.

«Известия» разбирались вместе с экспертами, станут ли новые правила благом для детей.

Какие поправки хотят внести в Семейный кодекс

Елена Мизулина сообщила, что изменения в Семейный кодекс планируется вносить в 2021 году или в начале 2022 года.

Один из главных пунктов концепции заключается в том, что ребенка можно будет забирать из семьи не только для того, чтобы затем выйти в суд с заявлением о лишении родительских прав, а в качестве временной меры, и отправлять не в реабилитационный центр, а к бабушкам, дедушкам или другим родственникам.

https://www.youtube.com/watch?v=DYT6Of15Dlg\u0026pp=YAHIAQE%3D

Еще одно предложение — поменять основания для отобрания ребенка. Грязь в квартире, пустой холодильник больше не будут причиной, по которой можно выйти в суд с иском о лишении родительских прав.

Мизулина также заявила о необходимости введения принципа «презумпции добросовестности осуществления родительских прав».

— Семейный кодекс объявляет, что все родители изначально добросовестно осуществляют свои обязанности по воспитанию детей, если иное не будет установлено вступившим в законную силу решением, — сказала она. — Сейчас наоборот. Бремя доказывания родительской недобросовестности будет лежать на органах опеки, прокуроре или другом родителе.

«Известиям» Мизулина пояснила, что «отпадет угроза принудительного изъятия ребенка из семьи и превращение его в сироту».

— Ребенку будет максимально обеспечиваться сохранение окружения добросовестных, добропорядочных родственников либо близких ему людей, которые могут обеспечить ему временную защиту, пока не выяснится, что же на самом деле произошло и есть ли тут какая-то вина родителей, — сказала она. — Всё это уже будет за рамками действий, связанных с обеспечением защиты и безопасности ребенка. Чего сейчас, к сожалению, нет.

Одновременно, пояснила она, органы опеки и попечительства будут освобождены от несвойственных им полицейских функций.

— Органы опеки и попечительства получат возможность заниматься тем, для чего они создавались: они должны установить, на самом ли деле отсутствует родительское попечение, признать ребенка оставшимся без попечения и устроить его как можно быстрее, — заявила Мизулина.

— Сейчас в рамках отобрания ребенка они без согласия входят в жилище, проводят фактически обыск, осмотр, ищут доказательства виновности родителей. Но это не их полномочия, они должны помогать и защищать детей, а не обеспечивать контроль за родительскими семьями.

Что думают эксперты о реформе Семейного кодекса

В общей сложности в концепции содержится 70 законодательных предложений по изменению Семейного кодекса, которые касаются не только мер защиты ребенка. Директор Благотворительного фонда профилактики социального сиротства, эксперт ОНФ Александра Марова замечает, что проблема назрела давно, однако раньше были не самые удачные законодательные инициативы.

— В целом концепция поправок Мизулиной мне нравится и нравится гораздо больше, чем то, что было предложено раньше, — сказала она «Известиям».

Руководитель программы «Семья и дети» Фонда Тимченко Эльвира Гарифулина замечает, что уже несколько лет обсуждаются разные концепции изменения Семейного кодекса. Это касалось даже порядка реформирования: предлагалось, в частности, не точечно вносить изменения, а сразу создать один законопроект по всей проблематике, чтобы собрать всё, касающееся детей, в одном документе.

— Такие прецеденты есть — в той же Шотландии, где в одном документе собрали все основные моменты, регулирующие деятельность в отношении ребенка, — сказала она «Известиям». — Другое дело, что поменять постепенно более реалистично. Однако в будущем желательно прийти к тому, чтобы не было нескольких параллельных документов, которые могут говорить совершенно противоположное друг другу.

Сейчас нестыковки встречаются очень часто: например, в 481-м постановлении правительства РФ «О деятельности организаций для детей-сирот…» говорится о том, что нужно учитывать мнение ребенка, спрашивать его позицию, но по 44-ФЗ — закону о закупках — детские дома вынуждены всё закупать большими партиями: и одежду, и какие-то вещи, не спрашивая о желаниях детей.

— Такие нестыковки можно сразу из законодательства отлавливать, оперативно их менять и постепенно идти к тому, чтобы формировать понятное, доступное всем законодательство, которое не разобщено, а ориентирует все ведомства на одну цель, — сказала Гарифулина.

Как будут изымать детей из семьи

Марова отмечает, что ст. 77 Семейного кодекса, где прописан порядок отобрания ребенка, несовершенна. По ее словам, отобрание ребенка — это крайняя мера, это признает и законодательство, и судебная система. Возможно это только когда есть реальная угроза его жизни и здоровью, однако применяют это условие далеко не всегда правильно.

— Чтобы правильно это сделать, сейчас по этой 77-й статье орган опеки должен сначала, по идее, прийти к главе муниципалитета или главе профильного ведомства и взять на это добро — поставить подпись под актом, — объясняет Марова. — Получается, что, если утрировать, сейчас сотрудник опеки, видя, как ребенка убивают, просит: «Подождите, я сейчас принесу акт, отберу у вас ребенка, будьте добры, не убивайте его в ближайшие несколько часов».

Поправки должны обеспечить быстрое решение по поводу отобрания ребенка в случае реальной угрозы — без задействования бюрократического аппарата. При этом помещают ребенка на время разбирательств не в реабилитационный центр или больницу, где он мог провести очень долгое время, а к родственникам.

— Мы были за то, чтобы статью модернизировать: если ребенку угрожает опасность, то отобрание может происходить незамедлительно, но с заверением в суде, — говорит Марова. — По аналогии с ситуацией с задержанием какого-либо человека: его могут задержать, но арест подтверждается в суде.

https://www.youtube.com/watch?v=qve5DJlymSs\u0026pp=ygVx0J3QvtCy0YvQuSDQt9Cw0LrQvtC90L7Qv9GA0L7QtdC60YIg0LjQt9C80LXQvdGP0Y7RidC40Lkg0L_RgNCw0LLQuNC70LAg0LjQt9GK0Y_RgtC40Y8g0LTQtdGC0LXQuSDQuNC3INGB0LXQvNGM0Lg%3D

Второй недостаток нынешнего порядка, отмечает она, заключается в том, что орган опеки после отобрания ребенка в трехдневный срок должен выйти в суд с иском о лишении родительских прав — и никаких других механизмов не предполагается.

— Если органы опеки применили эту статью неправомерно, а это бывает из-за неграмотности сотрудников, то пути назад нет — надо подавать иск, — объясняет Марова. — Но, возможно, с семьей надо просто поработать, чтобы вернуть туда ребенка, однако этой опции в статье не предусмотрено.

Мизулина пояснила «Известиям», что в предложенной ей концепции предлагаются временные меры защиты, применяемые, когда родители отсутствуют или неизвестны причины их отсутствия.

— Предлагается применять устройство ребенка под временную защиту родственников или фактических воспитателей, которым может быть, например, крестная — если имеются сведения о них, — сказала сенатор. — В таких ситуациях те, кто обнаружил детей (скорая помощь, МЧС, органы опеки и т.д.

), обязаны передать их родственникам под временную защиту или фактическому воспитателю. Если же сведения о близких родственниках ребенка отсутствуют, тогда ребенок временно размещается в организации социального обслуживания.

Тогда родственник может в следующие дни обратиться в центр соцобслуживания, чтобы ему передали ребенка.

Она отметила, что таких ситуаций может быть очень много, и их перечень предлагается закрепить в законе.

Также предлагается ввести меры, когда семья может самостоятельно подать заявление в органы опеки о назначении опекуна-попечителя ребенку, если родитель не может временно исполнять свои обязанности. При этом процесс лишения родительских прав не запускается. Уважительные причины также будут перечислены в законе.

— Суть такого комплекса дифференцированных мер — обеспечить ребенку защиту, какое бы обстоятельство экстренное или не экстренное ни возникло, — говорит Мизулина. — Сейчас же ребенка лишают родителей бесповоротно независимо от обстоятельств, в которых всё это происходит.

За что будут отбирать детей

Предложенная Мизулиной концепция предполагает исключение из списка возможных поводов для отобрания ребенка условия жизни — пустые холодильники и отсутствие игрушек.

— Сотрудники полиции обязаны, если в жилище есть люди, сначала проинформировать о том, в связи с чем они пришли, — пояснила Мизулина. — И теперь никакого обследования условий жизни, сбора доказательной базы виновности родителей они не вправе будут осуществлять.

Она подчеркивает право родителей на «презумпцию добросовестности осуществления родительских прав».

Однако, как подчеркнула в разговоре с «Известиям» президент фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Елена Альшанская, с подходом, который предлагает Мизулина, нужно будет четко прописать в законодательстве все основания, по которым можно отбирать ребенка. И тут могут возникнуть сложности, так как все основания прописать невозможно. На этом сходятся все эксперты.

— Получается, что предлагаемые поправки, насколько можно судить, направлены на сужение пределов усмотрения органов опеки, на защиту семей от вмешательства до того момента, пока родители не будут привлечены к уголовной ответственности, — пояснил «Известиям» юрист правовой группы региональной благотворительной общественной организации «Центр лечебной педагогики» Павел Кантор. — Подобные предложения ранее вносились и получили отрицательные заключения профильных ведомств и экспертного сообщества. Причина вполне понятна — к сожалению, интересы детей часто требуют вмешательства, когда преступные действия не совершились или пока не совершились. Иначе может быть слишком поздно.

Он подчеркивает, что невозможно формально описать все возможные причины и поводы для вмешательства в семьи, соответственно, у органов опеки или иных государственных органов должны быть широкие пределы усмотрения, что в то же время неизбежно влечет за собой риски злоупотреблений.

Однако какие-то вещи в нормативных актах прописать можно, говорят эксперты.

— Все основания прописать невозможно, — соглашается Александра Марова. — Но должен быть инструмент, позволяющий оценить риски и безопасность ребенка.

Мы внедряли такой инструмент в ряде регионов, он хорошо применяется. Там есть ряд критериев и описание того, как их оценивать.

Например, в случае, когда ребенок совсем маленький, — это один уровень риска, когда подросток, — другой, и так далее.

https://www.youtube.com/watch?v=qve5DJlymSs\u0026pp=YAHIAQE%3D

Эльвира Гарифулина считает, что методические рекомендации, закрепленные законодательством, помогли бы в этой ситуации. Однако учитывать по ним надо не уровень загрязнения в квартире, а привязанность между ребенком и родителям, насколько ребенку комфортно, уделяют ли ему внимание.

— От внешней атрибутики мы таким образом уйдем в содержательную плоскость, на что мы можем опираться, чтобы усилить сильные стороны семьи, а не смотреть только на слабые, — говорит она. — Вот это в законодательстве пока недостаточно проработано. В том числе в предложенном Мизулиной законодательстве.

• По словам Гарифулиной, без отсутствия четких методических указаний, по которым можно было бы работать, специалистам трудно ориентироваться — в этом смысле законодательство должно помогать принимать грамотные решения.
• — У нас же стали бояться принимать решения относительно ситуации с ребенком, потому что «всё равно влетит — уж лучше ничего не делать», — говорит она.
• Сам процесс отобрания — это очень жестокая процедура для ребенка, и важно, чтобы применялись правильные инструменты, считает Гарифулина.

— У нас эта процедура становится очень формальной, — говорит она. — И даже в полиции должны быть люди, которые обязательно профессионально должны повышать квалификацию по этим тонким моментам: как правильно себя вести с ребенком, что ему говорить в такие моменты. Уходят в крайность — сюсюкаются, придумывают сказки, но не объясняют, куда ребенка ведут.

Как преобразовать органы опеки

Уполномоченный по правам ребенка в Республике Татарстан, председатель Национального родительского комитета Ирина Волынец замечает, что чем больше будет прописано в подобных регламентах, тем лучше, однако никто не отменял непредвиденные обстоятельства — и здесь важно говорить о профессионализме сотрудников органов опеки.

— Не случайно появлялись предложения, что надо вообще ликвидировать все органы опеки, — вспоминает она.

— Потому что есть случаи, когда органы опеки действуют ненадлежащим образом, например, превышают свои полномочия и забирают детей у нормальных родителей, а из асоциальных — нет.

Но на тщательное разбирательство у сотрудников опеки не хватает сил и времени, а у кого-то и желания, — зарплата маленькая, средняя продолжительность работы одного сотрудника опеки около года.

По словам Волынец, подготовкой сотрудников для органов опеки занимаются мало. По ее мнению, нужно создавать министерство по делам семьи и демографической политики еще и для решения этой задачи: оно бы могло заниматься подготовкой сотрудников, отбором кадров, подходящих для этой работы, вопросами повышения их зарплаты.

Павел Кантор замечает, что именно реформирование органов опеки, а не законодательства, поможет исправить «ненормальности» в этом вопросе.

— Необходимо приближение органов опеки и попечительства к местному сообществу, привлечение к их работе общественных, религиозных и тому подобных организаций, придание прозрачности их деятельности, улучшение их кадровой и материально-технической базы, — говорит он. — В настоящий момент решение об изъятии ребенка часто принимается просто потому, что у органов опеки нет ресурсов и возможностей для других вариантов решения проблемы.

Второй путь решения проблем, по словам Кантора, это улучшение профилактической работы с семьями, что тоже сводится к проблеме ресурсов.

— Если бы семьи в трудной ситуации получали необходимую поддержку и помощь на более ранних этапах, их проблемы не доходили бы до такой остроты, — говорит он. — В этой связи хотелось бы обратиться к опыту патронатного воспитания, от которого отказались некоторое время назад.

Система патроната предполагает взаимодействие уполномоченной государственной службы, кровной семьи и профессиональных патронатных воспитателей. Это взаимодействие возможно в разных форматах и может предотвратить разрыв детско-родительских отношений и одновременно защитить интересы ребенка и обеспечить его безопасность.

Возможно, следует вернуться к этой модели.

Гарифулина также замечает, что лучше, если ребенка на время будут помещать в комфортную ситуацию. По концепции Мизулиной речь здесь идет о близких родственникам, а если их нет — то о каком-либо социальном центре. Однако Гарифулина предлагает также развивать институт гостевой семьи — это подготовленные семьи, которые просто «возьмут его в гости», пока идет работа с родителями.

Она отмечает, что нельзя придерживаться правила «Не лезь в семью», когда есть реальная угроза ребенку. Однако речь должна идти о том, что семье нужно помочь.

— Кроме законодательства важно развивать культуру обращения за помощью и культуру сигналов о помощи, которые позволяют обратить внимание на семью, — говорит она. — Не так, чтобы полиция пришла или позвали в комиссию по делам несовершеннолетних и погрозили пальцем, а когда специалисты разного типа — медиаторы, психологи, юристы, соцработники — подключаются и помогают разрешить ситуацию.

Ирина Волынец рассказала о том, что в Татарстане есть практика межведомственного взаимодействия по каждой семье, которая попадает в социально опасное положение (СОП).

По каждой из них составляется индивидуальный план реабилитации, в котором задействованы абсолютно все службы: органы образования, здравоохранения, культуры.

На протяжении года с семьей работают, и только по истечении этого срока, если лучше ситуация не стала, встает вопрос о лишении родительских прав.

— Результаты у нас действительно хорошие, — говорит Волынец. — Спасти семью удается не в 100% случаев, но когда ведомства вместе работают с родителями, многие проблемы удается решить.

"Ловушка для семей": Законопроект об изъятии детей, что с ним не так

В Госдуму внесён проект нормативного акта, предполагающего, по мнению его авторов, ужесточение условий отобрания несовершеннолетних из семей: это предлагается делать с участием судов. Однако целый ряд экспертов выступили с критикой законодательной инициативы – по их мнению, может получиться совершенно обратный эффект и станет ещё хуже.

Решения об изъятии детей начнут штамповать пачками, а родители совершенно лишатся возможности защищать свои семьи в судах – таковыми, по мнению экспертов, опрошенных Царьградом, могут стать итоги принятия нового закона по корректировке ГПК, Семейного кодекса и закона «О полиции» в части отобрания несовершеннолетних у родителей, который был внесён в Госдуму несколько дней назад.

Выдернуть из семьи могут любого ребёнка – под надуманным предлогом

В том, что необходимо менять действующее законодательство, которое наделяет органы опеки невероятными полномочиями по разрушительным действиям в отношении семей, сомнений нет, пожалуй, ни у кого – из здравомыслящих, разумеется, людей.

Представьте себе: сейчас, как рассказала Царьграду юрист и эксперт Общественного уполномоченного по защите семьи Анна Швабауэр, происходит до трёхсот тысяч изъятий детей в год. Таковы данные официальной статистики. При этом в основном отбирают по федеральному закону №120-ФЗ «О профилактике безнадзорности».

«И десятая часть – в порядке ст. 77 Семейного кодекса, которую пытаются «починить» авторы законопроекта. Иначе говоря, они не решают проблему, а только усугубляют её», – полагает Швабауэр.

На самом деле, по её словам, тем самым фактически расширяется спектр деятельности соответствующих структур по вмешательству в семьи – безосновательно. Причём так называемый административный порядок никуда не исчез.

Зато добавился судебный, который на практике, по всей видимости, окажется ещё более необратимым.

По проекту, при установлении непосредственной угрозы орган опеки проверяет информацию и обращается в суд, который должен в течение 24 часов принять решение – согласиться или отказать.

Но не прописано, как проверяется информация. Может, получается это сделать и дистанционно – не выезжая на место, поверить на слово.

Нигде ведь не указано, что они должны выехать на место, провести опросы, собрать доказательства и так далее,

– объясняет эксперт.

Но и понятие «непосредственная угроза жизни и здоровью» трактуется тоже зачастую вольно, что хорошо знакомо из практики: бытовые трудности, отсутствие каких-нибудь продуктов и т. п., а значит – вновь в деле субъективные оценки опеки.

«Приведу пример из практики. Мамочка приехала из роддома домой с четвёртым ребёнком. К ней пришли социальные службы: семья многодетная, стеснённые условия, мама с ребёнком спит на матрасе на полу.

И сказали: «Ваш малыш подвергается угрозе, поскольку он спит таким образом, на него могут наступить – вплоть до смерти». Написали в документах, что были основания полагать угрозу жизни несовершеннолетнему.

Отобрали», – рассказывает Анна Швабауэр.

По звонку любого, кто решит, скажем, свести счёты, орган опеки или полиция могут подать сразу заявление – без всяких доказательств.

«Резиновые формулировки» позволяют крутить законом и так, и эдак

«Абсолютно «резиновые» формулировки. «Ненадлежащее исполнение» – что это такое? «Угроза жизни и здоровью» – это как? «Смерть может наступить» – то же самое.

В последние годы у нас сложилась преступная практика, когда вместо того, чтобы заниматься вот этими моментами, органы опеки действуют по методичкам, которые пишут известно кто, и мы наблюдаем, что увеличилось количество отобранных детей», – согласна с ней координатор компаний CitizenGo в России Александра Машкова-Благих.

Эти самые «методические указания» – штука просто потрясающая. Она диктует, что считать «группами риска», и на них, следовательно, и надо обращать пристальное внимание и реагировать.

А в списке, для понимания, значатся и многодетные (особенно это любопытно на фоне слов президента о том, что семья с тремя детьми должна стать нормой), многоколенные (живут молодые вместе с бабушками и дедушками? Риск!), малообеспеченные, при межнациональном браке.

Ну о чём можно тут говорить? Если связь поколений в одной квартире или – в нашей-то стране! – супруги разных национальностей оцениваются как риск! Или если ребёнок не посещает дополнительные кружки и секции (пример: маленькое село, где только секция волейбола, например, а ребёнок не хочет заниматься именно этим видом спорта). А формирование подобных методичек происходит в закрытом режиме, среди разработчиков таких злостных проектов – организации, которые зарабатывают на изъятии детей: те, что непосредственно оказывают услуги «неблагополучным» семьям,

• – уточняет Машкова-Благих.
• Параллельно, отмечает она, возникла другая инициатива – об «адвокатах для детей»: тех, которые будут решать, что в интересах ребёнка, а что нет: ещё одна зарубежная практика, где, как правило, такие юристы тесно связаны с опеками.
• «Я такого уровня цинизма давно не видела: если раньше они выходили с лозунгами «за права ребёнка», то теперь – «за защиту семей и традиционных ценностей», это что-то запредельное», – констатирует она. 

Жёстче, чем раньше

Член Общественной палаты России Павел Пожигайло, который сейчас выступает ответственным по подготовке отзыва на проект закона от комиссии по демографической политике ОП, тоже в свою очередь говорит о его ювенальном характере.

«Это никакая не защита детей, а способ их отбора, причём в ещё более жёсткой трактовке, чем ранее, – уверен Пожигайло. – Соответственно, мы просим, чтобы авторы доказали его состоятельность: чего не хватает в действующем законодательстве, что надо придумывать этот закон?»

Есть несколько моментов, которые обращают на себя внимание.

Нам говорят, что теперь с произволом опеки мы будем бороться с помощью суда. Хорошо. Но если прежде при несправедливом решении опеки, когда это выявилось, получился резонанс, можно было, по крайней мере, изменить его относительно легко, а ситуацию – соответственно, исправить, то теперь, когда решение принимает суд, даже формальная процедура обжалования может длиться полгода!

1. – аргументирует свою позицию общественный деятель.
2. Чтобы представить, как будет работать система в новых условиях, достаточно смоделировать простую ситуацию.
3. Допустим, если претензии органов опеки возникли к семье, которая живёт не в районном центре, а в отдалённом селе, и им нужно ездить каждый раз на заседания.

Более того, они и адвоката-то нанять не успеют, учитывая, сколько времени отводится на принятие решение судом: как это возможно сделать всего за сутки? Или не смогут, потому что у них не хватит денег.

«А где состязательность процесса? – задаётся следующим вопросом Павел Пожигайло. – С одной стороны, шокированные происходящим родители, которые толком ничего сообразить не могут (если они вообще успели попасть на заседание), а с другой – подготовленные в таких делах, опытные сотрудники опеки. Никаких шансов у семьи просто не будет».

«Не забывайте про коррупционную составляющую»

Западная практика, модель которой пытаются теперь внедрить в нашей стране, показывает, по его словам, что суды принимают решения чаще всего в пользу органов опеки: просто штампуют одно за другим, и всё, не особо разбираясь.

И логика судьи здесь очевидна.

Ведь, если он соглашается забрать ребёнка, риски для него минимальные. А в случае, когда не согласился, могут возникнут вопросы в дальнейшем. Не дай Бог, что-то с ним случится через какое-то время, с него спросят: почему не отреагировали на сигналы?

Следовательно, ему проще подстраховаться.

Кроме того, у специалистов есть опасения, что при такой штамповке активизируется коррупционная составляющая изъятия несовершеннолетних: речь идёт о так называемом «чёрном рынке», на котором идёт буквально охота за детьми (чтобы передавать их в приёмные семьи).

У нас есть предложение переориентировать детских омбудсменов с защиты прав ребёнка на защиту прав именно семьи. Сегодня этого нет! Получается, пришли, в течение дня отобрали, и какие шансы отстоять свою правоту? Никаких! В этот момент – лишение родительских прав и всё,

– отмечает член ОП России.

Он опасается, что принятием закона в предложенной сейчас редакции мы не решим задачу внесённых в Конституцию поправок, а только создадим механизм разрушения семьи, не пытаясь к тому же бороться с причинами.

«Вот, допустим, известно ведь, что во многих случаях проблемы возникают в семьях, где есть злоупотребление алкоголем, так? Ну давайте же тогда решим прежде законодательно вопрос о принудительном лечении, возродим ЛТП – это уже длительное время обсуждается. Ведь всё-таки алкоголизм – это не приговор, это излечивается», – уточняет Пожигайло.

Комментариев на реакцию экспертов со стороны разработчиков законопроекта пока нет. А её, реакцию то бишь, действительно хотелось бы увидеть: как бы то ни было, речь идёт о сотнях и тысячах маленьких жизней и судеб целых семей.

Раз вопросы возникли, они требуют ответа.

И правы, пожалуй, все специалисты, оценку которых на законопроект выслушал Царьград: совершенно точно необходимо широкое общественное обсуждение этой законодательной инициативы.